Нежная стерва, или Исход великой любви

Хохол, маханув стопку водки, посмотрел в сторону хозяйки:

– Ты поаккуратнее бы с текилой-то…

– Не лечи меня.

– Да не лечу я, просто знаю, что легче не станет.

– Ты прав – не станет, – согласилась она неожиданно для всех, отставив стакан. – Вы не обидитесь, если я пойду спать? Малыш бы не возражал, я знаю.

Тяжело поднявшись из-за стола, Марина побрела в спальню, велев рванувшему было за ней вслед Хохлу:

– Сидеть! Напейтесь хоть вы, раз я не могу.

В темной спальне, расстелив постель, она вынула из ящика у зеркала флакон «Хьюго» и побрызгала одеколоном на подушку Егора. Со стороны выглядело глупо, наверное, но это создавало иллюзию того, что он с ней, просто вышел на минутку и скоро вернется. С этого момента у Марины вошло в привычку поливать постельное белье туалетной водой или одеколоном мужа…

Потекли дни, однообразные и серые. Коваль машинально вставала утром, на автопилоте ехала в офис, на том же автопилоте решала какие-то вопросы, что-то подписывала… Жила как во сне, не в силах проснуться и не в силах продолжать. Хохол был рядом неотлучно, отгонял от нее назойливых журналистов, желавших знать подробности. Он не делал попыток сблизиться с Мариной, уважая ее горе, просто был рядом, оберегал от всего, защищал, хотя особой нужды в этом и не было. В день ее рождения он привез с утра огромный букет желтых хризантем, неловко поцеловал в щеку и смутился, глядя, как она плачет, роняя слезы на цветы.

– Спасибо, Женька…

– С днем рождения тебя…

Не обращая внимания на протесты, он повез ее вечером в «Стеклянный шар», где в татами-рум был накрыт стол на троих, и в одной чашке для риса хаси были воткнуты вертикально, как и положено отдавать дань тем, кто уже не здесь… Это было неожиданно, но Марине было приятно, что Хохол все сделал правильно, стараясь угодить, создать ощущение, что и Егор с ними. Они просидели до ночи, почти все время молчали, но понимали друг друга отлично. Коваль исполнился тридцать один год.

Новый год тоже отмечали вдвоем, и Марина напилась до полного изумления – это был первый за столько лет Новый год без японской кухни и занятий любовью на шкуре перед горящим камином, без Малыша. Первого числа приехала Ветка, за ней подтянулся и Розан, и они продолжили пьянствовать до утра, а к вечеру Коваль вдруг решила поехать на кладбище, и Хохлу, страдающему с похмелья, ничего не осталось, кроме как подчиниться. Проваливаясь по колено в снег, Марина брела к могиле, неотрывно глядя на чернеющий крест, перед ней шел телохранитель, прокладывая дорогу. То, что Коваль увидела, подойдя ближе, заставило ее вздрогнуть – на могиле Егора лежали желтые хризантемы, свежие, явно привезенные недавно.

– Кто?! Кто посмел?! – еле выдохнула она, хватаясь за Хохла.

Тот растерянно моргал, уставившись на цветы.

– Гадом буду – свежие совсем, а следов нет, – протянул он.

– Какие, на хрен, следы, если снег валит весь день! – заорала Марина. – Суки, узнаю, кто – урою! Что за игры?

– Кто-то знал, что ты приедешь сюда в праздники, вот и подготовился.

– Да я сама час назад не знала, что поеду!

– Пойдем-ка, тряхнем сторожа, – решительно сказал Хохол. – Вряд ли сегодня здесь был аншлаг, он не мог не видеть, кто приезжал!

Они добрались до сторожки, выдернув Иваныча из-за стола. Коваль села на табуретку, оперлась руками на трость и уставилась на обалдевшего от ужаса сторожа.

– Скажи-ка, друг мой Иваныч, кто приезжал сегодня на могилу моего мужа, а?

– Н-не видал, Викторовна, ей-бо, вот те крест, не видал! – забожился старик, крестясь, как при виде нечистой силы.

– Иваныч, не зли меня – разойдусь, тогда не жди пощады! – предупредила она, постукивая тростью по полу.

– Здоровьем клянусь – не видал!

– Значит, не видал? А коньячок французский откуда у тебя? – Марина взяла со стола бутылку дорогущего «Наполеона». – Ритуальщики зарплату повысили?

– Это кореш приходил…

– У меня вот нет таких корешей, – прервал его Хохол, – чтобы с «Наполеоном» в гости заезжали, а у тебя есть, значит? Брешешь ведь, пенек замшелый.

– Кобель вон на цепи у меня брешет, – угрюмо откликнулся старик.

– Так, все, я поняла, базара не будет! Извини тогда! – Коваль с размаху треснула Иваныча по ногам своей тростью, и, когда он упал на колени, выкинула из трости пику, поднеся к горлу старика. – Подумай, Иваныч, оно тебе надо? Я ведь грохну тебя, и пропадешь ни за что.

– Викторовна, погоди, – прохрипел он, – скажу, как есть, – мужик приезжал, лет за тридцать, одет хорошо, не фраер, сразу видать, и при деньгах. Просил показать, где Малыша похоронили, цветы, мол, положу. Просил не говорить никому, флян поставил, сто «зелененьких» дал сверху. А мое дело маленькое – не положено мне нос в ваши дела совать. Прости, Викторовна, бес попутал!

– Ладно, хрен старый, живи, но в другой раз думай, кому и что говоришь. А особенно – чего не говоришь! – предупредила Марина, убирая пику обратно в трость и поднимаясь с табуретки. – Поехали, Хохол.

В машине она закурила и стала думать, кто же это мог быть, но в голову ничего не приходило. Описание, данное сторожем, подходило под чертову тучу народа, и как выбрать кандидата?