Нежнее неба. Собрание стихотворений

У нас есть две главных версии: 1 мая 1893 года (эта дата содержится в процитированном выше «свидетельстве» 1904 года) и 1 мая 1895 года (его он сам называет в автобиографии). 1893 год значится в следственном деле, в главной словарной статье о Минаеве и широко разошелся по литературе. Напротив, 1895 встречается лишь в собственной его автобиографии, в справочнике И. Н. Розанова[15] (не исключено, что со слов самого автора) и в нескольких поэтических автохарактеристиках («Семнадцать Вам, мне тридцать лет», – ст-ние 1926 года[16]). Но при этом через призму образовательных формальностей 1895 год выглядит куда как логичнее: в гимназию естественнее поступать в 10 лет, нежели в 12; в театральное училище (которое Минаев закончил в 1912 году[17], так что начать должен был в 1907) 14-тилетних не принимали категорически, а 12-летних – вполне возможно и т. д. Поэтому в дальнейшем – и до обнаружения бесспорных доказательств (например, оригинала записи о крещении) я намереваюсь придерживаться варианта «1895».

Пять лет обучения классическому балету не оставили следа в его стихах (если не считать таковым тягу к плавности, – заметил бы критик венгеровской школы), но были запечатлены россыпью архивных мелочей. 17 мая 1908 года (т. е. на второй год обучения, если верна наша хронографическая реконструкция) он получил грамоту за успехи в учебе[18]; 7 января 1910 года он играл Черномора в опере Глинки; 4 марта 1911 года он исполняет неизвестную нам роль в «Ревизоре» на сцене Малого театра[19]; 31 октября 1910 и 6 марта 1911 – танцует в «Саламбо» (с чего я начал свое правдивое повествование); 11 мая 1912 года получает похвальный лист за успехи в науках и балетных танцах[20]. Это ознаменовывает окончание учебы; неделей позже на его домашний адрес приходит письмо следующего содержания:

«Дорогое мое дитя, Коля Минаев, позволь мне сегодня, когда ты навсегда распростился с училищем, выразить тебе те чувства, которые волнуют меня, твоего старого воспитателя. Мне грустно думать, что с этих пор я не буду тебя видеть каждый день, как это было до сих пор, что скоро пропадут для тебя школьные интересы, которые нас так сближали, что я потеряю право оказывать на тебя даже то незначительное влияние, которое было в моей власти. Такое чувство приходится испытывать воспитателям каждый год. Уж такое наше дело. Мы, точно ямщики, довозим вас до известного предела, откуда вы отправляетесь на собственных ногах. Но разлуку с твоим выпуском и особенно с тобою я чувствую острее. Как сейчас вижу тебя маленьким мальчиком; теперь уж ты молодой человек, и за все это время мне не приходит в голову ни одного горького воспоминания. И это не потому, что я тебя очень люблю, – все хвалят тебя и твоих товарищей и ставят вас в пример девочкам. Я, может быть, имею формальное право гордиться таким воспитанником, как ты (хотя я прекрасно знаю, как ничтожна здесь крупица моего влияния), но я еще более дорожу своей обязанностью быть признательным тебе и твоим товарищам. Прими же, мой милый, мою сердечную благодарность за твое милое и доброе отношение ко мне и передай мою благодарность маме. Скажи ей, что если бы все ученики у нас были как ты, то мне, как воспитателю, было бы так хорошо, что умирать не надо»[21].