Нежное чудовище, или Я поставлю твою волю на колени (Сумасбродка, или Пикник для лишнего мужа)

Папик наклонился и жадно поцеловал меня в шею. Затем положил руку на грудь и слегка погладил ее. Почувствовав, как затвердели соски, я резко убрала его руку. Он смутился и отошел к окну.

– Извини, – глухо произнес папик. – Не сдержался.

– Ничего страшного, – с трудом улыбнулась я и закрыла глаза.

– Прости, Даша, бога ради. Ты молодая, красивая девушка. У тебя вся жизнь впереди, а я стал тебя домогаться, как последний извращенец. Совсем на старости лет крыша поехала. Ведь я таких девчонок, как ты, могу пачками каждый день заказывать. Я тебя опекать должен, а не приставать к тебе. Просто нервы, пойми меня правильно. Ведь я совсем в другом мире вращаюсь. В мире, где деньги определяют все. Ты бы знала, Дашенька, какие там царят волчьи законы! Когда между людьми встают деньги, тогда заканчивается дружба. Отсюда и заказные убийства, и самые страшные предательства. Вадим меня убить хотел тоже из-за денег. Думал со мной расквитаться и встать на мое место. Я ведь ему ни в чем не отказывал, а он жадность проявил, хотел все деньги к рукам прибрать. Понимаешь, Даша, когда человек достигает высокого положения, у него не может быть преданных друзей. Ему следует опасаться даже мухи, пролетающей рядом. И знаешь почему? Потому что в любой момент в спину тебе может выстрелить вчерашний товарищ, партнер, друг, с которым ты много лет ел за одним столом, пил из одной бутылки и трахал одних и тех же проституток. Этот Иуда в один прекрасный момент спокойно закажет тебя и будет причитать на похоронах: «Убили, гады! Такого мужика хлопнули! Совсем, сволочи, распустились, и куда только милиция смотрит?! Хороший был человек!» А в душе будет ликовать, что конкурента убрал… Нет, Дашенька, как ни крути, главное в жизни – это деньги. Нет людей, безразличных к деньгам. Деньги делают человека состоятельным, уверенным в себе. Имея деньги, ты сможешь увидеть весь мир, ходить в лучшие театры, посещать дорогие рестораны, одеваться у модных кутюрье, в сорок лет выглядеть двадцатилетней. Разве найдется дурак, который откажется от всего этого? Просто одни знают цену деньгам, а другие нет. Я цену деньгам знаю и знаю, сколько нужно заплатить за то, чтобы их иметь. Я достиг такого уровня, что мне о деньгах беспокоиться не надо. Я уже даже не помню, кто у меня за что платит. Одна фирма моим ребятам мобильники оплачивает, поэтому разговаривать они могут спокойно, на время не смотреть и минуты не засекать. Другая – ремонт и мойка машин, третья продукты поставляет, как будто мы на государственном обеспечении находимся, четвертая мебель оплачивает, пятая – одежду. Всю эту кухню мой помощник ведет…

– А если кто-то откажется платить? – перебила я папика.

– Находятся такие фрукты… Тогда мой помощник звонит и культурно говорит, что, мол, вышло досадное недоразумение, второго предупреждения не будет. Вот так и живем, Даша. В наше время трудно сказать, кто страшнее – бандит или коммерсант. Коммерсы тоже заказывают друг друга без разбора, палят нещадно, за деньги мать родную предадут. У них вообще никаких понятий нет. Все они твари продажные. А бандит за любой проступок перед группировкой ответ держать должен, за каждое свое слово отвечать… Сам я смерти давно уже не боюсь. Мне, Дашенька, жить не для кого. Хочу рядом с дочкой быть, только теперь уже в ином мире. Я ведь, как Таню похоронил, хотел взять пистолет и пустить себе пулю… Одумался потом… Нельзя мне распускаться… На кладбище, на поминках в ресторане я старался держать себя в руках. Ведь вместе с Таней ребята мои погибли. Для их семей это тоже страшное и огромное горе. Слезы к глазам подступали, но я старался их никому не показывать. Я уже давно уяснил, что твои личные чувства и эмоции никому не интересны, кроме тебя одного. Я свой дом закрыл и больше ни разу в нем не был. Покупателя сейчас трудно найти с этим чертовым кризисом, а жить там я больше не могу. В этом доме все напоминает о Татьяне. Кругом ее вещи. Я в первые дни сильно пил, так сильно, что несколько раз засыпал в кресле. Иногда по дому бродил, Таню искал… Приказал все ее вещи спрятать, но все равно – нет-нет да на что-нибудь наткнешься. Иногда спущусь в гараж, сяду в дочкину машину и сижу как ненормальный, пытаясь уловить запах ее духов. И все же рассудка я не потерял, смог взять себя в руки и выстоял. – Папик замолчал, надел пиджак и направился к выходу.

Я приподнялась и тихо спросила:

– Вы уже уходите?

– Да, мне пора, – небрежно бросил он и взялся за ручку двери. – Приеду завтра, к выписке.

– Вы даже не попрощались…

Папик повернулся, посмотрел на меня так, что по спине пробежали мурашки, и подошел к кровати. Переборов страх, я бросилась к нему на шею. Папик удивленно раскрыл глаза и меня поцеловал. Затем отстранился и дрогнувшим голосом произнес:

– Я остался жить только потому, что выжила ты.

…Папик вышел, не попрощавшись и даже не оглянувшись. Я улыбнулась и смахнула выступившие слезы. Если я не ошибаюсь, он влюбился. Его любовь для меня – настоящая награда после всех лишений, мучений и наказаний. Я закрыла глаза и спокойно уснула.

Глава 17