Нежное имя мечты

Саакян угрюмо кивнул. Ему не нравились мои нравоучения, ведь он помнил и любил прежнюю Инессу, наивную и глупую. Гоша явно растерялся. Он не знал, как вести себя с незнакомкой.

– В «Пиццерию»? – спросил Саакян. Мы подошли к стоянке. Я гневно поморщилась. Значит, Гоша видит наше предприятие в прежнем цвете. Он так и не удосужился поменять линзы. Саакян уверен, что после переговоров мы всякий раз будем заезжать в пивнушку и вести долгие разговоры о спасении человеческих душ за кружкой пива. От этих разговоров рехнуться можно. От пивного раздолья мы брюхо нарастим, огромное, одно на двоих.

– Нет, Гош, в «Пиццерию» мы не пойдем. Мы никогда туда не пойдем. Даже не надейся. Хочешь заниматься настоящим делом? Тогда, будь любезен, забудь старые привычки, иначе я выхожу из игры, – сказала я, не замечая пронзительной резкости слов.

Я повернулась и пошла против толпы. Толпа сбивала меня с ног, задевала со всех сторон, мне казалось, что у меня на теле многочисленные синяки и ушибы, но я шла против течения, продираясь через скользкие валуны и переплывая опасные пороги. Я почти тонула в людском водовороте. И мне казалось, что я победила, выплыла на поверхность, толпа слизью расплывалась где-то внизу, а я царила наверху, на волне, на самом ее гребне.

Гоша – настоящий друг. Позвонив мне самым первым из бывших коллег, он нарушил устойчивое забвение, с его появлением все наладилось. Телефон работал, как прежде, звонил, как обычно, не редко и не часто, в каком-то усредненном режиме. Мне звонили мама, Саакян, пускавший две-три слезы сквозь лукавый хохоток, Егорова, пребывавшая на седьмом небе от семейного счастья. Жизнь затянула жирком старые раны. Острота ушла, боль осталась. То ли под сердцем, то ли на сердце, не давая покоя ни днем ни ночью. Я заглушала ноющую боль суетой и хлопотами. Много времени уходило на беготню по инстанциям. Нужно было найти бухгалтера, встать на учет в бесчисленных организациях – налоговых, пенсионных, физкультурных, социальных, дорожных, правоохранительных и хрен знает каких еще фондах. Через две недели мы с Гошей похудели, почернели, осунулись, зато глаза горели хищным огнем. Гоша забыл о «Пиццерии». Я ночью с трудом добиралась до кровати. Цезарь обиделся на меня, он срочно подружился с мамой. Она приезжала днем, кормила его, готовила ужин для меня, при этом старалась не попадаться мне на глаза. Тоже обиделась – мало внимания уделяю матери. Однажды я налетела на нее, когда мама уже закрывала дверь.

– Ой, мам, зайди на минутку! – Я втолкнула мать обратно, исполняя дочерний долг. Портрет современной дочери можно повесить на стену. В назидание потомкам, дескать, смотрите и любуйтесь, перед вами идеальные отношения отцов и детей в двадцать первом веке.

Мама еще долго изводила меня немым укором. А я молчала, не зная, как и чем утешить расстроенную родительницу. Кот забился на шкаф и зыркал оттуда злыми глазками, ожидая, когда семейные страсти улягутся. Наконец все улеглось, а кот сразу заорал, будто призывал на помощь все силы МЧС. Пришлось доставать его со шкафа посредством швабры.

– Мама, не сердись на меня, не изводись. У меня все в порядке. Я решила заняться бизнесом. И я люблю одного человека. У него нет имени. Он просто – Бобылев! Я люблю его, понимаешь?

Я прилегла на диванчик, прижалась к матери, пристроив голову на ее колени. Тепло и уютно, в компании недоставало только Саакяна. Мы теперь партнеры. Одна кровь и плоть.

– Понимаю, Инесса, твои годы уходят, тебе замуж выходить надо, – всхлипнула мама.

– Почему ты гонишь меня замуж? – с упреком сказала я.

– Ты – гордячка, Инесса, а мужчины не любят, когда над ними верх берут. Ни один мужчина не будет терпеть рядом с собой сильную женщину. Чего ты добиваешься, хочешь одна остаться? Я внуков хочу понянчить, – послышались подозрительные всхлипывания, сейчас разразится гроза.

– Мам, заканчивай спектакль. Мне не до твоих внуков сейчас. Мы с Саакяном свое дело начинаем, – с нажимом произнесла я. Мои слова с экономическим уклоном попали в мишень. В маминых глазах забрезжил хищнический огонек. Очередная жертва капитализма.

– Какой бизнес? – воскликнула мама. – Давай, рассказывай!

– Сглазить боюсь, тьфу-тьфу-тьфу. – Я поплевала через левое плечо, а кот нарочито утерся лапкой, дескать, нечего плеваться куда попало.

– А что вы продавать будете? Книги? – мама преобразилась. Она мгновенно забыла о слезах.

– Мы не только продавать собираемся, мы сначала создавать будем, – вытянув кверху палец, торжественно провозгласила я.

– Что-что-что создавать ты будешь, Инесса? – мама страстно желала добиться от меня немедленного ответа.

– Мы будем создавать живую воду, мам, – сказала я и устыдилась. Прозвучало как-то совсем уж нелепо. Живая вода. Смешно и банально.

– Как здорово! – с восхищением выдохнула мама. – Живая вода. Звучит! Это ты придумала, Инесса?

– Я, а что? – хмыкнула я. Маме нравится. Значит – попала в цель.

– Красиво звучит, люди с удовольствием купят вашу воду. А она – целебная? – не унималась мама.