Нежное имя мечты

Мне не хотелось отпускать его. Но я не могла поступить иначе. Бобылев никогда не простит мне, если я не отпущу его. Никогда не упрекнет. Но и не простит. Мы не можем быть вместе. И мы всегда будем вместе. Вечно, ведь у нас одна душа на двоих. Мы поселились в каждой клеточке один у другого, рассыпались на миллиарды крохотных существ. Теперь у нас есть далекая звезда без названия. Наша безымянная планета. Это наше жилье. Шалаш. Дворец. Остров. Норка. И там нам было хорошо вдвоем. И будет хорошо всегда.

– Но я могу заниматься другими делами! – вскричал Бобылев.

– Какими? Например… – спросила я, рисуя на нем далекую планету. Наверное, она туманная и бесцветная, вся в пыли и глубоких кратерах.

– Я хорошо играю в теннис, отлично знаю английский, я превосходный инженер, в конце концов, – он смотрел на меня, будто просил остановить его, не отпускать обратно, в надоевшую и опостылевшую жизнь.

– Баловство все это, Бобылев, а инженер из тебя никудышный, ты сам это знаешь, в теннис ты можешь играть хоть каждый день, оттягивайся на здоровье, а английский язык обязан знать любой человек, имеющий высшее образование. От своей жизни нельзя убегать. Она обязательно тебя настигнет. И накажет. Надо тянуть лямку. Тащить крест. Самый удобный крест – это наш, личный крест. От него никуда не убежишь. Все другие кресты будут давить на наши мозоли. Сергей, пора приниматься за работу. Слухи о твоем отношении к «Планете» расползлись по всему Питеру. Мне неприятно слышать, когда говорят, что ты отдалился от дел, на все начхал. Всех послал, всех уволил! – Я больше не смотрела на него.

Я боялась увидеть его глаза. Страшно, в них боль и обида. Смотреть нельзя. Не выдержу. Не отпущу. И тогда наступит конец. Крах. Туманная звезда ринется вниз. Она превратится в метеорит. Рухнет на землю. Проломит земную твердь. Уйдет глубоко под землю. Полость заполнится водой. Метеорит заплесневеет. Так заканчивают звезды, если их предают. Я поставила жирную точку. Нарисовала картину и расписалась. Конец. Бобылев убрал мою руку. Прикоснулся губами ко лбу. Встал. Оделся. Я закрыла глаза. Не хочу встречаться с ним взглядом. Он прочитает, что у меня творится внутри. Там хаос и сумятица, слезы и одиночество. Наступила тишина. Мертвая и пустая. Не забренчала защелка. Не громыхнула дверь. Но я знала, что Бобылев ушел.

Меня сморило. Я уснула. И мне приснился сон. Красивый и романтический. Ко мне вдруг пришел Бобылев. Мы с ним улетели на далекую звезду. Там цвели сады и расхаживали диковинные птицы, кажется, это были фламинго. А потом Бобылев ушел. Тихо и незаметно. Я плавно спланировала на землю. Прямо в свою кровать. Мне все приснилось. Так мне показалось. Я запомнила дивный сон; мелкие детали, слова и даже фантастические картины, те самые, что я рисовала на груди и животе Сергея. Я помню рисунки. Я помню его прикосновения. Кожа вздрагивает от воспоминаний. Но я абсолютно не помню выражения его глаз. Что там было? Печаль и тоска? Любовь и неизбывная мольба? Не знаю. Я знаю лишь одно – сны надо запоминать. Совершенно правильно рекомендуют психологи.

Вереница тоскливых дней напоминала фарандолу. День за днем, взявшись за руки, бесконечной и длинной цепочкой, парным тактом протянулся апрель. Я жила в череде суетливых дней, принимала участие, крепко держала чьи-то руки, изо всех сил цеплялась за жизнь. Но все мои мысли были в другом месте. Они где-то плавали, растекаясь на поверхности туманной звезды. У звезды не было имени. Она находилась в другом измерении. Но на ней был Бобылев. И я. Мы растворились в безымянной звезде, окутали ее по периметру, превратившись в газообразное вещество. И в этом заключалось наше счастье. У нас не было жизни на земле. Нам суждено жить иначе, чем остальным земным людям. У нас другое предназначение. А Гоша ничего не подозревал. Получив наконец разрешение от министра, мы бросились на заработки, так кидаются на разработку золотоносной жилы авантюристы и искатели приключений. Гоша занимался производством, а я сбытом и спросом, разумеется, в виртуальном варианте. Мне присылали запросы, я отсылала их Саакяну, он где-то отгружал товар, грузил бочки с водой, переливал их в бутылки и пакеты, рассылая по адресам. Мы даже не встречались, только перезванивались, переписывались, переругивались. Последнее обстоятельство больше всего изводило меня. Казалось, чего бы проще, взрослые люди запросто могут обойтись без элементарного хипежа, так нет же, обязательно нужно качать права, доказывая другому собственное превосходство.

– Гош, ты не ори, а, – однажды не выдержала я. – Не ори. А то я повернусь и уйду.

– Куда? – спросил Саакян. – Куда ты уйдешь? Тебе некуда уходить.

– Ой-ой-ой, давай обойдемся без достоевщины. Уйти всегда можно. На сторону. Лучше левую. Куда глаза глядят можно уйти. На край света – тоже. На Луну – очень хорошее место. Улететь на звезду… – Я остановила себя.

Звезда – это святое. Это – мое личное. Нельзя трогать руками. И поминать всуе.