Нежное насилие

Катрин была рада, когда приход какой-то поздней посетительницы прервал этот разговор. Теперь она считала, что худшее позади. Во всяком случае, мать уже знает о предстоящем отъезде.

Однако вечером, когда Катрин уже собиралась пожелать матери спокойной ночи, а Даниэла спала, Хельга ее остановила:

– Подожди, дорогая.

Катрин демонстративно зевнула.

– Я ужасно устала.

– Всего один короткий вопрос: как это получилось, что именно в выходные у Жан-Поля нашлось для тебя время?

– Я тоже не знаю, мама, – произнесла Катрин, чувствуя себя не в своей тарелке от этой прямой лжи.

– Раньше ведь такого никогда не бывало.

– Это верно.

Хельга не спускала с Катрин глаз, спрятанных за поблескивающими от света стеклами очков.

– А ну, давай, выкладывай, дорогая. От меня тебе скрывать нечего.

Катрин, до этого стоявшая около двери, села рядом с матерью, как бы признавая свою неправоту.

– Ах, знаешь, идиотская история. Слишком глупо, чтобы обсуждать.

– Итак?

– Кажется, он поссорился с женой.

– Из-за тебя?

– О нет, вовсе нет. Ко мне это не имеет ни малейшего отношения.

– Я что-то в этом не очень уверена.

– Но он бы мне сказал, – промолвила Катрин, и ей вдруг стало жарко при мысли, что сначала Жан-Поль пытался представить события именно так.

– Я не хочу тебя предостерегать, – сказала Хельга. – Я уверена, ты и сама разберешься в своих проблемах. Но скверно, если ты будешь втянута в дело о разводе.

– Да, этого я, конечно, не хочу.

– И ты вполне недвусмысленно его об этом предупредила?

– Да, мама. – Чуть помедлив, она добавила – Может быть, я все же недостаточно ясно это выразила. Он-то понимать ничего не желает.

– Я так и подумала.

– В Риме, – заметила Катрин, – я хочу обговорить с ним все это подробно.

– Если ты действительно так думаешь, – а я могу это допустить, ведь ты, в конце концов, моя дочь, – то почему бы тебе ему об этом не написать? Всегда лучше излагать подобный «меморандум» на бумаге. Мужчины неохотно слушают других, не дают высказаться и забивают собеседника нелогичными аргументами.

– Я и сама об этом думала уже, – заметила Катрин, – но потом мне показалось, что письмо – мера слишком жесткая. Ведь мы с Жан-Полем не ссорились. Мы можем поговорить обо всем спокойно.

– В роли разрушительницы семьи ты бы мне определенно была не по душе, дорогая…

– Я и сама себе была бы не по душе, – вклинилась в ее речь Катрин.

– Мне бы определенно не хотелось видеть в тебе причину развода этого человека.

– Об этом и речи быть не может, мама.

– А что потом? Как это будет выглядеть в дальнейшем? Я имею в виду: после того, как он оформит развод.

– Думать об этом сейчас нет необходимости.

– Тут я иного мнения. Всегда лучше не просто плыть по течению, а ставить перед собой определенную цель. – Хельга поднялась. – Сделай одолжение, дорогая, принеси мне из холодильника бутылку пива. Выпьешь со мной стаканчик?

– Не знаю, не будет ли мне хуже.

– Не будь такой мнительной, дорогая. Стакан пива еще никому не вредил.

Когда Катрин вошла с подносом, неся на нем откупоренную бутылку пива и два стакана, Хельга уже принесла из своей спальни пачку сигарет. Катрин поняла, что разговор предстоит долгий, но это не вызвало у нее никаких неприятных чувств. Она решила быть по возможности откровенной.

В пятницу, когда обе женщины еще занимались уборкой квартиры, а Даниэла уже отправилась в школу, вдруг зазвонил телефон.

Как всегда, Хельга Гросманн первой подошла к аппарату и сняла трубку, тут же передав ее Катрин.

– Это тебя. Из Рима.

– Кто?

– Ну кто же еще? Он.

Катрин поставила на стол поднос с грязной посудой и взяла трубку из рук матери.

– Да? – спросила она, удивленная, но вовсе не обеспокоенная?

– Это я, ch'erie, Жан-Поль.

– Слышу. Ты хочешь, чтобы я что-нибудь тебе привезла?

– Нет, нет, дело не в этом.

– Мой самолет вылетает в 12.50, так что в Риме я буду приблизительно к пяти.

Жан-Поль на минуту умолк. Потом решился:

– Мне очень жаль, ma ch'erie, но все это ни к чему.

– Я что-то не понимаю.

Невольно Катрин оглянулась на мать, но та, проявив необычайную тактичность, удалилась.

– Тебе уже не надо лететь в Рим…

Катрин онемела.

– То есть, конечно, можешь прилететь, если захочешь, тем более что здесь очень красиво. Солнце просто сияет. Но я не смогу здесь остаться до твоего появления.

Катрин не знала, что сказать.

– Ты слышишь меня, Катрин? Ты у телефона? – закричал он.

– Да, – произнесла она через силу.

– Моя жена вернулась. Она лежала в больнице. Позже все расскажу подробнее.

– Что же тут рассказывать?

– Прошу тебя, ch'erie, не обижайся. Моей вины тут нет. Так получилось.

Катрин бросила трубку, прерывая разговор. Сделала она это не для того, чтобы показать ему, сколь сильно осуждает его непорядочность, а потому, что не хотела слушать его оправданий. Она была совершенно раздавлена.

Вошла Хельга с кухонным полотенцем в руке. – Ну что?