Господин-товарищ не подкачал. Ваню схватил за плечо и к Вике развернулся.
Дима! Бывший “соломенный” муж! Вику узнал и с ужасом на ее живот уставился. Точно из этого живота сию минуту начнется артиллерийский расстрел улицы ракетами средней дальности.
Дима был с девушкой. Она трогательно к его плечу прижималась и разглядывала Вику, как экспонат зоопарка. Светилась от вдохновенной любви. Это мы проходили. Студентка! Охи-ахи, выше нашей любви только мировой разум. ЗАГС — пошлость, семья — условность, свобода — питательная среда творческой личности.
Вику подмывало сказать: “Девушка! Впереди у вас бесцельно прожитые годы. Он паспорт уже съел, не подавился? Хотите совет? Немедленно бегите в поисках мужика, который может сделать такое пузо, как у меня”.
Но вслух Вика ничего подобного не сказала, виду не подала, что они чуть-чуть, десять лет, были тесно знакомы. Небольшая манипуляция вокруг живота, чтобы Ваню и пакет удержать в одной руке. Другую протянула Диме:
— Спасибо, товарищ! Вы свой гражданский долг выполнили!
Как нецелующиеся президенты двух нейтральных стран они соединились в рукопожатии, потом Вика заверещала:
— Попробуй убежать! Наручники куплю! Мультиков лишу, молочный суп есть заставлю! Папе все расскажу и киндер-сюрприз не получишь!
Это — Ване, который ладошку выкручивал. А Дима? Был ли Дима?
Наталья Нестерова. Портрет семьи
Настенька, семилетняя внучка Анны Ивановны, по дороге из школы сообщила:
— Сегодня у нас вместо двух уроков были психи.
— Кто? — насторожилась бабушка.
— Слово длинное, но я слышала, как учителя называют их психами.
— Психологи?
— Точно! Психороги!
Настя вместо «л» произносит «р» — картавит наоборот. Иногда. Логопед сказала, что у девочки проблем с дикцией нет. Просто она играет, дурачится, коверкая язык. Специальных упражнений не требуется, только воспитательное воздействие.
— Что с вами делали психологи?
— Задавали вопросы. Идиотские!
— Настя! Как ты выражаешься!
— Ладно! Они задавали, по-твоему, глупые вопросы. — Она делает паузу и нахально громко повторяет: — А по-моему — идиотские! И картинки заставряри рисовать тоже идиотские, как в детском саду!
Анна Ивановна знает, чего внучка добивается. Довести бабушку до белого каления. Разозлить, самой нареветься, потом броситься на шею и в приступе раскаяния уверять: «Бабулечка моя золотая! Я тебя очень-очень люблю! Я чуть-чуть ошиблась, а ты навсегда-навсегда меня прости!»
У Насти — от горшка два вершка, воробьиные коленки — внутри вулкан эмоций и энергии. На людях она себя кое-как сдерживает, а дома на «бабулечку ненаглядную» тайфун страстей обрушивает. Анна Ивановна дает себе слово не заводиться, но Настя напоминает:
— В рюстре рампочка сгорера, надо новую купить!
Анна Ивановна взрывается:
— Ты по-человечески будешь говорить? В люстре лампочка сгорела! Повтори! Или я не двинусь с места!
Они полчаса препираются у магазина электротоваров. Наконец после угроз лишить внучку телепросмотра бабушка добивается половинчатого компромисса. Поджав губы, Настя выдавливает:
— Ладно! В люстре рампочка сгорела. Довольна?
Ну, хоть что-то!
Через несколько дней психологи вызвали Анну Ивановну в школу. Завуч освободила свой кабинет для бесед с родителями проблемных детей.
— Анна Ивановна, — спросила молоденькая психологиня в стильных очках без оправы, — внучка живет с вами и вы ее воспитываете?
— Да.
— Хотя мама и папа Насти живы-здоровы?
— Да.
— Не алкоголики?
— Нет.
— Не хронические больные инвалиды?
— Вполне здоровы и цветущи.
— Родительских прав не лишены?
— Упаси бог!
— От ребенка единственного не отказывались?
— Никогда!
— Бытовые и материальные условия не скудные?
— Более чем удовлетворительные.
— Они любят своего ребенка?
— Очень!
Так некоторое время они играли в словесный пинг-понг, пока специалист по детской психике, сама в недалеком прошлом ребенок, не спросила прямо:
— Чем объяснить, что вы, бабушка, воспитываете ребенка, а не они, папа и мама?
У нее даже очки запотели от интереса. Как же! Случай! В диссертацию может войти!
— Так получилось! — ответила Анна Ивановна сурово, давая понять, что откровенничать не собирается.
Великим педагогам, у которых не было собственных детей, и психологам, которые вчера кушали в слюнявчиках, Анна Ивановна не доверяла.
Хотя никакого секрета нет.
Через три недели после рождения Насти стало ясно, что только бабушка Аня может с ней справиться. Неделю невестка с новорожденной лежала в роддоме. Вторую неделю сын, невестка и ее родители сходили с ума и каждые три часа вызывали «скорую» — ребенок орал, синел и корчился. На третью неделю Анна Ивановна стала приходить к ним и брать Настю на руки — ребенок мгновенно успокаивался, потешно чмокал губами. Остальные домочадцы тут же падали замертво, получив заветный отдых.