Викки простилась с ней так же холодно. Она заперла дверь и поднялась по лестнице, обнаружив месье Жассерона наверху.
— Моей жене немного лучше. Возможно, помогло лекарство, которое вы ей дали, — сказал он с некоторым облегчением.
— Я рада, — ответила она. — Пожелайте ей от меня доброй ночи. Я надеюсь, что она будет спать спокойно и вы тоже. Позовите меня, если будет нужно. Спокойной ночи, месье!
Викки долго еще стояла перед открытым окном в своей комнате, вдыхая свежий воздух и размышляя о Жанере Молино. Итак, она выпускает коготки, когда дело касается Ги.
Утро вторника снова принесло надежду на прекрасный день, и Викки встала пораньше, чтобы приготовить завтрак месье Жассерону. Он сказал, что мадам хорошо спала и чувствует себя немного лучше. Позже Викки отнесла ей завтрак, чем вызвала у женщины замешательство. Иронично и чуть виновато улыбаясь, мадам поставила поднос на кровать.
Когда Викки поднялась снова, чтобы забрать поднос, мадам Жассерон уже позавтракала и выглядела вполне веселой.
— А теперь я встану, — сказала она решительно и, хотя Викки возражала, все же поднялась.
Викки открыла окна, привела в порядок спальни и вышла, чтобы покормить кур и гусей. К ее облегчению, последние стали вести себя с ней гораздо более дружелюбно. Лошади Шанди она дала кусочек сахара. Это было прекрасное животное, хороших кровей. С тех пор как месье Жассерон узнал о ребенке, он стал подумывать о разведении лошадей. Кто знает, говорил он, ведь может родиться сын. Викки надеялась, что будет именно так, и отказывалась разделять пессимистические настроения мадам. Позже Викки отнесла поднос с едой женщине, которая работала в коровнике. Она была итальянкой и недавно приехала к своему мужу, одному из многочисленных загорелых рабочих, кочующих на грузовиках по дорогам страны в поисках заработка.
Марии было немногим более двадцати лет. Она была темноволосой и крепко сложенной, много работала, быстро и аккуратно, но в ней совсем не было нежности, потому что она выросла отнюдь не в атмосфере любви. Она почти равнодушно приняла свою пищу и так же монотонно говорила. Да, ей нравится здесь, и скоро она пошлет за своими тремя мальчиками. В глазах ее не было любви, когда она говорила о своих детях. Она неплохо объяснялась по-английски, потому что служила в Турине в английской семье вплоть до своего замужества. Но Викки не находила ее привлекательной.
После обеда Викки собиралась в деревню — забрать лекарства мадам и сделать кое-какие покупки.
— Может быть, вы заедете в город, — спросила мадам Жассерон, — когда закончите со своими покупками? Мне нужно еще шерсти для одеяла, которое я вяжу для малыша, а ее можно купить только в магазине «Монмер».
Итак, Викки завела Сару и отправилась в город, по дороге захватив Марию, — та попросила подбросить ее домой. Высадив итальянку, она поехала дальше. Сара была в гораздо лучшем расположении духа после посещения гаража. Вокруг повсюду цвели мимозы, и солнце сияло, хотя, конечно, не так ярко, как летом. Летом никто не ездил за покупками, потому что магазины были закрыты, а ставни на домах задвинуты — люди спасались от жары. В полях плуги стояли без движения, а быки и ослики отдыхали в своих стойлах.
Жизнь здесь протекала приятно, но неспешно. Для женщины общительного типа, подумала Викки, здесь было бы не очень весело. Вот и про месье Жассерона можно было сказать, что он хороший человек, но скучноватый. Но в то же время те, кто знал месье Жассерона поближе, отмечали его чувство юмора и обаяние. А с тех пор как появилась новость о ребенке, он вообще сбросил несколько лет. Он хорошо пел — у него был неплохой баритон, который, правда, в последние годы не был слышен, потому что месье Жассерон постоянно чувствовал грусть своей жены из-за отсутствия у них детей. Он хорошо питался — ел продукты, получаемые на ферме, пил розовое вино собственного производства. И сейчас в отдельные веселые моменты даже вальсировал с мадам по кухне, пока они не падали на стулья, счастливые оттого, что Викки смотрела на них. Мадам извинялась за его поведение, а Викки при виде их счастья чувствовала себя лишней и потерянной.
Ее поток мыслей грубо оборвали рабочие, ехавшие за ней на грузовике, которых она, видимо, задерживала на узкой дороге.
— Добрый день, мадемуазель! — прокричали они, проезжая мимо.
— Добрый день, месье! — ответила она.
Сара неохотно уступила им дорогу, посторонившись, — она, несомненно, помнила о том, как сама соскользнула в кювет, когда месье Жассерон вез на ней свои продукты на рынок.
Викки посмотрела, как грузовик исчез за поворотом дороги, которая долгое время знала в качестве транспорта только мулов да осликов. С тех пор же как все больше людей начали стремиться к теплу и солнцу, самые узкие дороги страны начали привыкать к звукам грузовиков и джипов.