Однако, несмотря на то, что Одри так и не увидела там счастья, она с грустью и сожалением вспоминала, каким выхоленным был всегда особняк в Сайпресс-Холлоу. Она все еще является хозяйкой плантации, но уже давно не получает никакой прибыли. Не имея возможности обрабатывать землю, она оказалась практически также бедна, как и негры. Большая часть денежных средств обеих плантаций ушла на содержание рабов и посадку хлопка. Но теперь негров нельзя было продавать и покупать, чтобы выручить за них хоть какие-то деньги. Кроме того, не было хлопка. Отец и Ричард перевели всю наличность в валюту Конфедерации, которая совершенно обесценилась. Одному Богу известно, что произойдет с крупными землевладельцами, которые оказались обреченными на разорение. Если Север выиграет войну, кто будет владеть землей? Не явятся ли сюда богатые северяне и не потребуют ли землю себе? Например, такие как Ли.
Трудно даже представить, сколько еще возможно будет выдержать такую неопределенность. Что будет делать Одри с Линой и Тусси, если однажды придется уехать отсюда? Она не смогла себе представить жизнь без Тусси, но вряд ли у нее когда-нибудь появится возможность содержать женщин. А еще осталась Генриетта, она так предана хозяйке. Если и придется уезжать, то нужно будет выбираться отсюда всем вместе, плюс ко всему, оставаться одной сейчас очень опасно. До чего же теперь невыносимо ходить по комнатам дома, напоминающим о былом великолепии, роскоши, счастье, о том времени, когда она наивно считала своего отца самым замечательным человеком на земле.
Джозеф слабо сжал ее ладонь и выговорил имя Джоя.
– Я… должен увидеть его… еще раз, – с трудом произнес отец. – Должен сказать ему, что люблю его… горжусь им. Мне следовало сказать ему об этом, когда он был здесь, правда? – слеза выкатилась из уголка глаза. Одри вытерла ее.
– Он и сам знает это, отец, – заверила она. – Не вини себя. Он ушел на войну ради себя тоже. Ему нужно было доказать себе, что он способен сам принимать решения и достойно справиться с любой задачей.
– Ты скажи ему, когда он вернется, что я… люблю его.
Одри растерянно и испуганно посмотрела на Лину, та покачала головой и отвела глаза в сторону, сдерживаясь, чтобы не расплакаться.
– Ты сам ему об этом расскажешь, когда Джой вернется, – Одри наклонилась и поцеловала отца в лоб. – Потому что Джой, и правда, скоро вернется, ты его встретишь сам. Я уверена в этом, отец.
Одри чувствовала, что вот-вот разрыдается, но не имела права плакать при отце. Тихо вышла из комнаты, спустилась вниз в гостиную и попросила Генриетту, которая превратилась теперь из портнихи в горничную на все случаи жизни, принести горячей воды. Чай уже давно стал непозволительной роскошью, поэтому приходилось довольствоваться тем, что есть. Простая горячая вода, вместо чая, приносила желудку некоторое облегчение.
Генриетта была готова расплакаться из-за того, что хозяин умирает, женщина обняла Одри, а потом ушла на кухню, чтобы нагреть воду. На кухне тоже некому было работать, Лина теперь слишком слаба, чтобы вести дом. Все заботы легли на плечи Тусси, Генриетты и самой Одри. Они вместе прибирали в доме, сохраняя чистоту и порядок, намеревались придерживаться этой привычки как можно дольше.
Одри взглянула на руки, которые уже не были такими ухоженными и нежными как раньше. Она теперь не наденет красивых перчаток, некому устраивать роскошные балы. Мыть полы, посуду, пропалывать цветники и огород практически некому, трудоспособные, сильные рабы разбежались. Теперь Одри тоже выполняла эту работу, и к искреннему удивлению, временами эти занятия приносили удовлетворение. Возможно, потому что отвлекали от тревожных мыслей. И теперь у нее в жизни одна главная цель – просто работать, не думать, не вспоминать, как было хорошо раньше, какой роскошной и великолепной была прежняя жизнь, каким сильным и могущественным был Джозеф Бреннен. А самое основное – Одри не должна вспоминать Ли Джеффриза.
Прошло пять лет с того памятного лета в Коннектикуте. Она взглянула на каминную полку, там по-прежнему стояла статуэтка с чайками. Ей нужно избавиться от воспоминаний о Ли, навсегда забыть его, она приказала ему никогда не возвращаться и, действительно, не желала его возвращения. Это случилось два года назад, только Богу известно, что сейчас с ним и где он. Она твердо уверена: если он жив, то хорошо понимает, что она была тогда права. И теперь воспринимала его только как янки, одного из тех людей, которые заставили их всех пройти через ад, у нее забрали брата, лишили привычного образа жизни, дома, достоинства. А теперь и отец уходит.