Нежное предательство

– Он хорошо… относился ко мне. Он любил меня… – она осмелилась дерзко взглянуть ему в глаза. – Я тоже любила его. Но мы знали… что между нами не может ничего быть. Я вернулась домой, и никогда… не видела его и не переписы­валась с ним.

Ричард задышал прерывисто, гневно.

– Джой упоминал человека по имени Ли Джеффриз. Кажется, твой брат в воторге от этого человека. Это он?

Одри приложила ладонь к горячей щеке.

– Да, – глядя ему в глаза, подтвердила она. И вспомнила, как Ли защитил ее от Кая Джорда­на, а позже рассказал, как Кай Джордан обраща­ется со своей женой. Ли очень возмущался таким поведением мужчины.

– Ли никогда бы не ударил женщину, что бы она ни сделала!

Ричард выпрямился, схватил Одри за руку и-резко посадил.

– Я не Ли Джеффриз, мне очень жаль, но я должен тебя разочаровать, моя дорогая! – он вцепился ей в руку так, что она вскрикнула от боли. – А так как ты принимаешь меня за кого-то другого, думаю, нет нужды быть нежным с моей новой женушкой, не так ли?

Что он имеет в виду? Что хочет сказать такой фразой?

– Ричард, я постараюсь полюбить тебя. Я вышла за тебя замуж, потому что это самый лучший выход. Я буду верной женой, рожу тебе детей, чтобы ты мог гордиться мной.

Он выпустил ее руку, дотронулся до покраснев­шей щеки.

– О, моя дорогая, так все и будет. Со мной под руку будет выходить самая прекрасная женщина Луизианы. Все будут завидовать и восхищаться нами. Но за запертыми дверями, моя дорогая, я не буду гордиться! Я думал, что ты девственница, а ты шлюха! Было бы плохо, если бы первым твоим мужчиной стал человек с Юга, но янки! – он оттолкнул ее ноги от себя.

– Перевернитесь, миссис Поттер!

Одри нахмурилась, недоумевая, чего он хочет. Она почти протрезвела от боли и злости.

– Зачем?

И вскрикнула, когда Ричард ударил ее в грудь. Боль была очень сильной. Ричард схватил ее, перевернул, прижал лицом к матрацу. Прежде чем Одри поняла, что он хочет, почувствовала, как он пытается проникнуть своей затвердевшей плотью где-то ниже спины.

– Постараешься полюбить меня? Мне не нуж­на твоя любовь, Одри, дорогая. Сегодня ночью ты научишься многому, что не имеет ничего общего с любовью! Я научу тебя таким вещам, которые Ли Джеффриз не собирался тебе показывать. И если я не смог стать первым в одном смысле, буду первым в другом. К утру не останется ни одной клеточки твоего прекрасного тела, которую бы я не попробовал, куда бы не проник. Завтра мы начнем все снова. Я буду держать тебя здесь столько дней, сколько мне захочется, пока ты больше не будешь вспоминать мистера Ли Джеффриза.

Затем он грубо проник в нее. Боль была мучи­тельна, Одри задыхалась, и, наконец, почувство­вала, как темнота сомкнулась над ней.

Дом. Одри ехала домой. Еще никогда она так не тосковала по Бреннен-Мэнор, по своей комна­те, она скучала гораздо сильнее, чем тогда, когда вернулась из Коннектикута, хоть и находилась всего в нескольких милях от дома.

Ей пришлось пережить десять дней настоящего ада. Невозможно и представить, на какую мер­зость и жестокость способен Ричард Поттер. Одри чувствовала себя, словно тряпочная кукла, кото­рую безжалостно бросают, таскают, швыряют по комнате. И как тряпочная кукла ощущала себя слабым, безвольным существом – без чувств, без души, без сердца.

Она лихорадочно думала, что же сделать, что предпринять, как заставить Ричарда относиться к ней хоть с каким-то уважением. И решила, что единственным спасением должна стать беремен­ность. Может тогда он перестанет унижать ее, издеваться над ней? Одри хотелось ребенка боль­ше всего на свете. По крайней мере, тогда она, может быть, завоюет уважение, как мать его сына.

Одри уже знала, что это будет не первый ребе­нок Ричарда. Это будет его первый белый ребенок. Жена Ричарда не могла иметь детей, но в Сайпресс-Холлоу бегало много детей-мулатов. Ричард постарался, чтобы ей стало известно, кто отец большинства из них. Он даже осмелился и заста­вил ее перейти на одну ночь в смежную спальную комнату, чтобы иметь возможность переспать с недавно купленной молодой негритянкой. Одри и раньше слышала, что плантаторы спят с негри­тянками, но не придавала таким разговорам особого значения, потому что была уверена – в Бреннен-Мэнор такого нет. Но предполагала, что на других плантациях такие истории обычное явление. Всю жизнь она не задумывалась об этом, не представляла, что могут испытывать женщи­ны, попавшие в подобную ситуацию. Но теперь она знала мужчину с самой отвратительной сто­роны, знала, что такое подчиняться чужой воле, страшась боли и жестокого обращения.

Всегда ходили слухи, что негритянки по при­роде распущенные и похотливые.

«Разве ты не знаешь, что все негритянки толь­ко и думают о мужчинах?» – сказала как-то Элеонор.