Нежное прикосновение

— Вон она! — Все заметили Даймонд возле запасного выхода и ринулись к ней. Директора «Вингейт» отчаянно пытались восстановить свою плотную шеренгу, но их усилия увенчались лишь временным успехом. За это время Хардвелл как раз успел набросить на дверь засовы и нырнуть на узкую железную лестницу.

Крепко держась за перила, они спустились по опасным ступенькам на тротуар и поспешили к своей карете в дальнем конце узкой улочки. Нед, старый добрый кучер Даймонд, с испуганным лицом метался на углу возле кареты.

Сзади виднелась маленькая кучка людей… с рулонами-проектами, бухгалтерскими журналами и различными приспособлениями-изобретениями. Все они потрясали визитками мисс Вингейт. Завидев Даймонд и Хардвелла, Нед рывком распахнул дверцу кареты, запрыгнул на кучерскую ступеньку и махнул им рукой, призывая садиться.

Толпа настигла Даймонд и Хардвелла как раз в тот момент, когда они подбежали к карете. Во время мгновенного замешательства Даймонд атаковали презентаторы. Она тут же оглохла от их крика. Нед и Хардвелл едва удержались на ногах. С их помощью она подхватила свои юбки и забралась в салон. Хардвелл рванулся следом за ней, дверца захлопнулась, и уже через секунду тяжелое черное ландо тронулось с места. В толпе раздался рев разочарования.

Мгновение в карете было тихо: Даймонд и Хардвелл Хамфри сидели в полном молчании, потом начали медленно поправлять одежду, отряхивать юбки и брюки. Даймонд подняла глаза и оглядела сломанный хвостик из перьев белой цапли, свисавший с ее ультрамодной шляпки. Из уст девушки вырвался протяжный страдальческий вздох. Эх, не всегда это хорошо — быть самой богатой женщиной Балтимора!

Услышав приглушенный возглас удивления, девушка подняла голову и увидела потрясенное лицо Хардвелла, с которым, он выглядывал из оконца кареты.

— Боже правый! Да когда же они наконец успокоятся? — Даймонд прильнула к окну. Интересно, в чем дело? Какой-то малый трусил за каретой по пыльной улице.

— Мисс Вингейт… — Бежавший мужчина уже поравнялся с экипажем. Его длинные руки и ноги отчаянно месили воздух. — Если вы только взглянете на мою… стремянку с моторчиком, увидите, как это практично… — Парню удалось просунуть в переднее окно сверток бумаг, и тот покатился по полу у их ног. В ответ Хардвелл высунул голову в оконце кареты и рявкнул:

— А ну убирайся отсюда! Слышишь?

— Если бы она только… — тяжело дыша, мужчина одной рукой прихлопывал свой прыгающий котелок, а другой удерживал на носу очки, — выслушала мое предложение…

— Мисс Вингейт больше не принимает никаких предложений, черт возьми! — Хардвелл попытался поднять стекло, но быстро оставил эту попытку и хватил кулаком по крыше, дав знак кучеру ехать быстрей.

Проситель пробежал рядом с каретой еще несколько шагов.

— Мисс Вингейт! — Его напряженный голос начал стихать. — Вы моя последняя надежда!

Даймонд обернулась и взглянула через овальное заднее оконце на усталую согбенную фигуру, вскоре исчезнувшую в пыли. Когда ее не стало видно, Даймонд расслабленно откинулась на сиденье и снова расправила юбки. На душе было тошно.

Отчаянные нотки в голосе этого парня проникали, гнездились в самых потаенных уголках сердца… «Моя последняя надежда»… Из головы никак не шла его героическая попытка преследования кареты. Этот несчастный был одним из многих, отчаянно нуждающихся в помощи. И всякий раз она, Даймонд, оказывалась их последней надеждой.

Но почему последней? Почему не первой? Не главной? Ответ она знала, и знала давно. Видно, таков ее крест — быть палочкой-выручалочкой для других. Иначе почему ее все время осаждают бедные и несчастные?

Она подняла голову и увидела, что бывший опекун насмешливо разглядывает ее встревоженное лицо.

— Мне надо было хотя бы его выслушать, — пролепетала она.

— Стремянка с моторчиком, — фыркнул Хамфри, — какая глупость! Вы только что закончили раздавать тысячи долларов таким же, как он, кретинам.

— Инвестировать, — поправила она. — И могла бы инвестировать на несколько тысяч больше.

Хардвелл посмотрел на нее в упор и раздраженно фыркнул.

— Ты же не можешь исправить весь мир!

— Я и не собираюсь исправлять весь мир, — она вздернула подбородок, — просто пытаюсь сделать его чуть лучше… делаю то, что, на мой взгляд, правильно… то, чему меня учили с детства.

Хардвелл проворчал что-то нечленораздельное, потом опять откинулся на сиденье и скрестил на груди руки. Оба понимали: здесь она его уложила на лопатки.

После безвременной кончины отца Даймонд одиннадцать лет назад Хардвелла Хамфри и его жену Анну назначили опекунами девочки. Они делали все возможное, чтобы привить наследнице Вингейтов собственные представления о христианской морали, следили за тем, чтобы Даймонд не была избалована роскошью, показывали ей изъяны этого мира и воспитывали в ней серьезный, ответственный подход к собственному богатству.