Нежное прикосновение

В болтовне Шоу не было главного — сути дела, — размышлял Стефен. — Этот человек, видимо, тайный агент. Хотя он был, надо признать, самым интересным человеком из всех пассажиров первого класса. У него были мозги… Он, не соглашаясь с точкой зрения Стефена, мог понять его.

Стефен вертелся на кушетке. Ему было беспокойно, как блохе ночью. На Анне было серебристо-зеленое платье с милым лифом, который так красиво подчеркивал ее фигуру. Когда она двигалась, то держалась гордо, плечи разворачивала прямо, по-солдатски, а бедра у нее так ходили, что помилуй Бог! Не удивительно, что мужики преследовали ее…

Стефен вспомнил тяжесть ее грудей, их нежность… и почувствовал в себе горячую пульсацию. Мысленно он раздевал ее. Неожиданно она поймала его пристальный взгляд. Он смущенно улыбнулся и вернулся к книге, пытаясь изобразить сосредоточенность.

— Стефен?

Он поднял невинно глаза.

— Я собираюсь сейчас ложиться спать, — сказала она, укладывая работу в сумку.

Стефен вскочил.

— Но ведь еще рано, Нэн, — запротестовал он. Она не имеет права так быстро закончить их вечер; он ведь даже и не начал с ней ничего!

— Не так и рано, — улыбнулась она осторожно.

— Побудь еще немного — поговорим…

— Ах, Стефен…

— Нэн, ну перестань…

Разочарование резануло его по сердцу. Все его планы летели к черту! Он обнял ее. Но Анна отпрянула, как если бы ожидала применения силы, и Стефен отпустил ее.

— Я не сделаю тебе больно, — сказал он и, сдаваясь, опустил руки. — Ты же знаешь…

Ее страх обезоружил его. И он почувствовал себя беспомощным — он ничего не добьется, если она не позволит касаться себя.

Анна посмотрела на рабочую сумку и затянула завязку.

— Мы не должны делать то, чем занимались вечером, — сказала она.

У Стефена пересох рот.

— Ни за что на свете не перестану! — хрипло прошептал он.

— Это моя вина… Я позволила…

— Боже мой, Анна…

— С мужчинами всегда так.

Голос у нее был тихий и виноватый. Стефену нужно было низко наклониться, чтобы ее расслышать. Он не мог понять, о чем она толкует, да и тяжело было думать об ее словах, когда она была столь соблазнительна. Каждая ее частица, казалось, готова была взорваться цветением, как какой-нибудь роскошный цветок, которому нужно было чуть-чуть больше солнца.

Он придвинулся ближе.

— Ты так хороша, что мужчина не может не думать об этом… Здесь нет твоей вины…

За Анной была полосатая занавеска. Стефену было интересно знать, сможет ли он прижать ее спиной к стене. Ему страстно хотелось прижаться к ней всем телом, держать в своих руках ее груди… Он уже был твердым, а до нее еще даже не дотронулся.

— Иногда мне хочется быть некрасивой.

— Ах, дорогая, да ты этого совсем не хочешь! — Стефен подвинул руку к ней, надеясь, что она не заметит.

Она заметила.

— Ваши руки… так ужасно выглядят.

Стефен расставил пальцы. Его рука была широкой и плоской, как доска, пальцы перекручены и разбиты. Он убрал руку со стены, поднял к ней для изучения, благодарный за ее интерес.

— А вот эта даже хуже, — заметила она.

— Инструменты моей работы. Не очень красивые, правда?

Анна помедлила, потом потрогала шрамы. Стефен мало что почувствовал, но ему нравилось, когда она к нему прикасалась, и он не хотел ее останавливать.

Анна взглянула на него:

— Конечно, они должны калечить.

Стефен подал ей левую руку, а правой опять оперся о панель.

— Иногда калечат… Когда погода мокрая.

Он заглянул ей в глаза и увидел, что ее осторожность исчезла.

— Боксеры так боли не чувствуют, как чувствуют ее большинство людей. После первой пары ударов ты больше вообще ничего не чувствуешь.

Анна улыбнулась своей сияющей улыбкой, от которой у него слабели ноги.

— Я не верю в это, — заметила она.

— Клянусь честью — правда!

— Болтовня, вот что это.

— Мужик должен быть глупым или с каменной головой, чтобы идти на призовой ринг.

Анна склонила набок голову:

— И кто же вы?

Стефен глядел на ее пальцы, все еще лежащие на его ладони.

— Когда-то я был и тем, и другим. Мне нравилось противостоять другим мужчинам. И нравилось чувствовать ярость. — Он пожал плечами. — Ради этого я на все шел…

У Анны между бровями залегла морщинка.

— Это стыдно, разбивать так руки.

— Кулаки легче разбивать, чем головы. — Он улыбнулся ей. — Это звучит хуже, чем есть на самом деле, дорогая.

Она пробежала кончиками пальцев по его ладони, и Стефен не смог больше себя сдерживать. Он схватил ее и прижал к стене.

Анна оттолкнула его:

— Стефен…

— Один только поцелуй перед сном.

Она покраснела. Глаза смотрели в глаза, не отрываясь, — они выдержали его пристальный взгляд почти с отчаянием. Она боролась, но он не знал — с ним или с собой.

— Единственный поцелуй! Клянусь, больше ничего не буду делать!