Нежное прикосновение

Анна склонилась над своей бадьей, закусив губу. Смертный грех! Она подумала о том, что в постели занимается со Стефеном любовью, в то время как замужем за другим человеком.

— Вы считаете, наверное, меня порочной?! — спросила тихо Пэги.

Анна подняла глаза.

— Ах, ну что ты, Пэги! Клянусь, что это не так!

— Мне не с кем еще поделиться. Моя мама убьет меня, если узнает, что я позволяла Питеру трогать себя. — Она помолчала и покраснела еще больше. — Видите ли, он мне не очень нравится, но я не возражаю против его рук. Когда он трогает мои груди, у меня такое ощущение… Конечно, это плохо — без любви чувствовать то, что я ощущаю, но…

Анна с силой била белье. Ей нечего было сказать — она не могла разобраться еще в своих ощущениях.

— Храни себя для человека, которого полюбишь, Пэги. Вот все, что я могу тебе сказать.

Пэги снова посмотрела в окно, глядя, как Дэйви сражается с нижней юбкой.

— Этот Дэйви Райен. Да я буду дурой, если на него взгляну. Скорее в монастырь уйду, чем выйду замуж за человека, как он.

Но в глазах у нее мелькнула нежность. Она невольно улыбалась.

Они вскоре закончили стирку, так что у Анны еще осталось время доделать свой новый костюм.

На следующее утро, вымыв посуду после завтрака и отправив Карэнов работать в огород, Анна села в омнибус и поехала в верхний город.

До этого она лишь несколько раз была в верхнем городе. И почти всегда с Пэги. Они наблюдали, как леди выходили их экипажей перед магазинами Эй Ти Стюарта, подметая мостовую шелками и тафтой. Иногда они ходили в просторный сводчатый дворец Стюарта поглазеть на акры товаров и сотни торговцев. В конце прогулки они усаживались в Венской булочной на углу Бродвея и Десятой улицы и ели розовое мороженое и крошечные пирожные.

Когда же она выбиралась со Стефеном, все было по-другому они ели устриц в барах Бауэри или в кафе, облюбованных продавщицами и механиками, слушали громкую музыку и непристойные истории в театре Бауэри или в саду Ниблоу. Стефен любил ночную жизнь в Бауэри.

Анна больше не помышляла уйти от него. Она уже отложила почти сто долларов в сберегательный банк в Бауэри и получит еще пятьдесят за болеро миссис Смит-Хэмптон и жакет мисс Кэмберуел. Еще несколько оперных сумочек и шалей для «Уристэл пэлас эмпориум», и она сможет вернуть Стефену его. деньги и выйти на собственную дорогу жизни, зарабатывая себе кружевом.

Но уходить она не собиралась. В глазах церкви она жила во грехе — она это понимала: не осмеливалась посещать мессу с той ночи, как легла со Стефеном, да и молиться подолгу перестала, не желая привлекать к себе внимание Бога. В церковь Рори повела Пэги, а не она.

Но Анна никогда не чувствовала себя такой счастливой. Прошлое каким-то образом скатилось с нее; с ним отошли воспоминания об одиночестве и трудностях жизни. У нее очень долго не было любви, не было друзей — никого, кроме самой себя. И сейчас, когда она нашла безопасный и любящий дом, она его терять не хотела.

Прозвенел звонок омнибуса. Анна увидела, что они проехали засаженный деревьями парк с литыми железными решетками забора, который должен быть Юнион-сквером. Стефен сказал, что надо выйти из омнибуса через четыре квартала после сквера; Анна порылась в сумке и достала визитку миссис Смит-Хэмптон, а потом снова посмотрела в окно. В утреннем солнце район выглядел красивым и мирным — казалось, что он расположен за городом. Здесь были деревья и огороды, кусты и большие дома. Анну изумляла нескончаемая энергия города — звуки торговли и строительства, и бесконечная суета.

На Двадцать первой улице какой-то мужчина спрыгнул с омнибуса и помог сойти Анне. Она постояла немного на расслабляющем солнцепеке. Вокруг щебетали птицы, вдали раздавался звук курантов. Полисмен в голубой униформе, сияя медными пуговицами и пряжкой на поясе, дотронулся до фуражки и пожелал ей здоровья. Поблагодарив, Анна поправила свою соломенную шляпку и пошла поперек Восточной улицы. Она смотрела на номера домов, вдыхая аромат роз, слушая в отдалении крики играющих детей. Дети верхнего города, казалось, не так шумно играют, как дети в Бауэри. Анна подумала о вечерах на Брейс-стрит, о разговорах с соседками, наблюдающими за детьми…

Анна остановилась перед четырехэтажным домом напротив огороженного парка. Как и все другие дома на этой улице, этот дом был из гладкого коричневого камня с литыми железными ограждениями. Каменные ступени вели к парадной двери.

Она повернула отполированный медный шар в центре двери, и внутри раздался звонок. Дверь отворилась, и служанка в белом платье и длинном белом переднике пригласила ее войти.

Внутри было величественно и тихо. Всюду царил полумрак. Идя за служанкой по коридору, Анна пыталась рассмотреть строгие портреты на стенах, желто-серые ковры на полу и сравнивала все увиденное со своим солнечным домом, где царили жизнь и счастье.

«Благослови, Господи, — думала она, — продлить эту жизнь на многие дни».

Гостиная наверху была заполнена величественной темной мебелью. Казалось, все было отделано бахромой — от драпировки до абажуров на лампах.

Миссис Смит-Хэмптон поднялась ей навстречу.