Нежное притяжение за уши

— Отлично! Любимая женщина рядом, Фиса не орет, чего еще надо?

Машуня довольно вздохнула.

— Значит, мы уже можем разговаривать о работе? — проворковала она, делая невиннейшее лицо. Она подумала, что теперь самое время удивить его результатами своих переговоров с Бурцевой.

Иван приподнял голову.

— А что такое?

Машуня села, прислонившись спиной к ковру с богатырями. Подумать только, совсем недавно она планировала проучить Федорчука, подавив его своим интеллектом и расследовательскими способностями. Теперь же ей просто хотелось, чтобы он лишний раз восхитился ею.

— Странно у нас как-то получается… — произнесла она, глядя в потолок. — Понимаешь, мы как бы стремимся к разным целям. Твоя задача упечь Маевскую за решетку. Моя — освободить ее. И если кто-то из нас выиграет, то второй неизбежно проиграет.

— И что? — сразу нахмурился Иван.

— А то, что я тебя победила, — с нежной улыбкой на устах произнесла Машуня. — Вчера я говорила с Бурцевой, и она сообщила мне, что наврала на Нонну. Я думаю, сегодня она явится в ваше прокурорское учреждение и откажется от своих показаний.

Запахнув простыню на груди, Федорчук вскочил с дивана. Острая обида полоснула сердце. Как же так? У него и так дела не вяжутся, а тут еще Машуня на больную мозоль наступает!

— И что, прикажешь тебе за победу памятник поставить? — резко усмехнулся он. — Молодец, возьми пирожок на полочке!

Машуня никак не ожидала такой реакции. Она же не хотела ничего плохого!

— Я не виновата, что я оказалась расторопнее! Факты надо проверять, а не верить на слово всяким проходимцам! — холодно отозвалась она и, разобидевшись до полусмерти, принялась торопливо одеваться.

Но Иван почему-то и не подумал ее останавливать.

— Нонна была всего лишь подозреваемой в совершении тяжкого преступления! Ее пока никто не обвинял! — выкрикнул он, расхаживая быстрыми шагами по комнате. Конец его простыни волочился по полу, и Фиса тут же принялся за ним охотиться.

— Ага, конечно! — сыронизировала Машуня. — Человека ни в чем не обвиняли, но тем не менее посадили в СИЗО чуть-чуть отдохнуть от повседневной рутины. Очень умно!

Федорчук остановился перед диваном и грозно посмотрел на нее.

— У меня такая работа! А если бы Маевская была преступницей, что, по-твоему, лучше оставить ее на свободе, чтобы она еще кого-нибудь убила?

— А если она не преступница?! Почему она должна ни за что ни про что сидеть в тюрьме, пока ты не выяснишь все обстоятельства? Может, и меня тогда за компанию с Маевской посадишь? На всякий случай?

— Не говори ерунды!

Окончательно обозлившись, Машуня бросилась в прихожую и торопливо накинула плащ.

— Извините, товарищ следователь, маленечко облажалась! Не думала, что вы у нас такой… Всего хорошего!

И хлопнув дверью, она побежала вниз по лестнице.

… Тяжело дыша, Иван осел на диван. Ему было больно и плохо.

* * *

Машуня мыла лапы Гераклу и тихонько ревела. Пекинес сначала как всегда сопротивлялся и фырчал, но потом вдруг начал лезть в мокром виде на хозяйку, чтобы обмуслякать ее в качестве утешения.

— Да ну тебя! — отмахнулась Машуня. — Слюнями горю не поможешь!

Ох, как ей было совестно, ужасно и несчастно! Ну вот зачем Федорчук наговорил гадостей и разозлил ее? Что именно он ей сказал, она уже не помнила, но все равно Иван повел себя совсем как дурак и козлина.

После ссоры с ним вся ее жизнь как-то разом поблекла и опустела. Некому звонить, не о ком думать… Если бы в произошедшем была ее вина, она бы быстренько ее исправила и помирилась с Федорчуком. Но ведь это он был виноват! Пусть теперь сам и приползает мириться!

Машуня выпустила из глаз еще пару слезинок и горестно вздохнула: поскорей бы уж он «приполз», а то она просто умрет от одиночества, тоски и безысходности!

— Геракл, вылезай! — скорбно скомандовала она своему питомцу, вытерев ему лапы половой тряпкой.

Пекинес сочувственно хрюкнул и перевалился через край ванны.

— Пойду вот завтра Кольку из больницы встречать! — объявила Машуня собаке. — И пусть Федорчук знает! А то взял моду! Кто у нас главный?!

Геракл смотрел на нее и слабо шевелил хвостом. Подобные проблемы перед ним не вставали.

* * *

Когда Иван еще раз допросил свидетельницу Бурцеву, и та отказалась от своих прежних показаний, у него не осталось другого выхода кроме как прекратить уголовное дело в отношении Маевской.

По идее ему надо было пойти к ней и принести свои извинения, но Федорчуку просто дурно становилось от одной мысли, что Нонна посмотрит на него снисходительно и напомнит одну вещь: «Я же говорила вам, что вы отпустите меня ровно через неделю!»

Ох, и почему его угораздило поссориться с Машуней именно в такой период? Она была нужна ему… Очень нужна… Но как исправлять положение, Иван не знал.

* * *

Кольку выписали и отправили домой долечиваться.

Когда он увидел себя в зеркале приемного покоя больницы, то невольно поморщился. Мало того, что весь бледный и прозрачный, так еще сто лет не стриженный.