Нежное солнце Эльзаса

Никто во всем университете, кроме декана факультета — его научного руководителя, — не знал, чему конкретно был посвящен этот необычный диплом. Сам Иван молчал как рыба. Ходили только слухи о том, что именно под его работу университетом получено финансирование от правительства СССР. Сдается мне, это были какие-то разработки в области химического оружия.

Несмотря на то что Ванька был гордостью факультета, гением, светом в окошке, никаких денежных доплат именно ему за таланты не полагалось. Только обычная повышенная стипендия. Хотя все преподаватели радостно прибегали к его помощи и то и дело просили провести какие-нибудь лабораторные со студентами: «Ведь у вас же, Иван Анатольевич, даже лучше получится. Легкая рука».

Жил он в обычной общаге, питался на свою стипендию. Ни времени, ни желания подрабатывать где-то еще у Вани не наблюдалось, а в Москве он был совершенно один. При его безалаберном отношении к деньгам — пока они есть, давай всех поить-кормить, а когда кончатся, пойдем побираться по общаговским соседям и друзьям — большую часть времени он занимался именно побирательством. Многое ему прощали. Но иногда даже я, относясь к нему с особым уважением и даже трепетом, приходила в ярость. Любимым делом Ваньки было навязаться провожать меня домой и застрять потом у нас до поздней ночи. Сначала я была рада его визитам, старалась угодить: кормила ужином, по сто раз заваривала чай — Ванька пил какой-то невообразимый, почти чифирь, на каждое чаепитие требовалось по три столовые ложки заварки. И мы взахлеб говорили о новых открытиях в области химии, о собственных достижениях, о лекциях, лабораторках, профессорах. Отец, кстати, весьма и весьма подверженный инстинкту самосохранения, трусливо прятался при появлении в доме Ваньки в самый дальний угол, как таракан. И не вылезал, пока тот не уйдет, — мало ли, мужик же. Если чего не так, может ненароком и ответить. За это я была Ивану благодарна отдельно, а он, кажется, даже и не замечал, что в квартире есть кто-то еще. Но когда я поняла, что каждый приход моего гениального друга изничтожает запасы чая в размере чуть ли не месячной нормы и еды, которой хватило бы на ужин всей нашей семье, мне стало не по себе. Только этого еще не хватало на голову моей бедной мамы.

Сам Иван ни черта не понимал. Ему почему-то казалось, что все всегда должно быть так — сегодня еда есть у вас, вы ею делитесь, завтра она будет у меня, я вас накормлю. То, что «завтра» наступало у него от силы на два дня в месяц (после стипендии), его нисколько не волновало. Во всяком случае, никакой неловкости перед людьми Ванька не ощущал. Наоборот, в качестве гостя он был просто невыносим — лазил без спроса по холодильникам и кухонным шкафам, распоряжался всем так, будто это принадлежит ему. Когда я пыталась «защитить» от него запасы продуктов и говорила, что дома нечего есть — суп и сыр с маслом я заранее втихаря утаскивала на балкон, — он открывал холодильник и искренне удивлялся: «Как это нечего?! Ты не знаешь, как это бывает, когда нечего есть! Вот же еще целый десяток яиц!» И делал себе яичницу из всего десятка. Я только зубами скрипела от злости. Ну не могла я ему объяснить все, как есть. Быт для него был областью запредельной. Он все равно бы ничего не понял. Одно слово — гений.

Мама, конечно, видела, что в доме постоянно пропадают продукты, и не могла не связывать этого обстоятельства с мельтешением в нашей квартире Ивана, но она ни в чем никогда меня не упрекала. Хотя еще как могла! Бедная моя мама как будто чувствовала передо мной свою вину за детство, которого у меня не было, и старалась во всем мне угодить. Особенно в последнее время, когда я сама, без всяких протеже, поступила в университет. Пылинки готова была сдувать. Черт! Как же стыдно мне было перед ней за это!

Тем временем Ванечка наш окончательно сошел с ума. Причем не без моего невольного участия. Гений влюбился. Со всей страстью и сумасшествием, на которые только была способна его необъяснимая душа. А способна она была на многое! Его интересовали теперь только два проявления жизни: химия и я. Не могу сказать, что мне не льстила его любовь. Но и не то чтобы я получала от нее удовольствие. Он превратился в мое второе «я», вездесущую тень, с которой я сталкивалась на каждом шагу. Стоило мне появиться в университете, как я сразу же видела его, улыбающегося, несущегося мне навстречу. Стоило мне выйти из аудитории, как я натыкалась на него у самых дверей. Стоило образоваться какой-нибудь праздничной попойке в нашей группе, как он был тут как тут. На факультете не оставалось уже ни единого человека, который не знал бы, что у Ритки с Ванькой роман. И все с любопытством следили за тем, что будет дальше.