Нежное солнце Эльзаса

Я говорила профессионально и с жаром, слушали меня напряженно — я специально не давала аудитории расслабиться. А когда начала, словно фокусник, извлекать из своей папки диковинные документы на французском языке и пускать их по кругу, все придвинулись к столу, нетерпеливо протягивая руки. Первым было передано официальное письмо за подписью президента «Гранд Дома», адресованное руководителю Федеральной таможенной службы Российской Федерации, которое начиналось словами: «Согласно вашему запросу сообщаем, что никаких коммерческих отношений с российской компанией «РусводКа» у «Гранд Дома» на данный момент не существует. Все текущее взаимодействие ограничено стадией переговоров» — и дальше: бла, бла, бла. Письмо это я с удовольствием перевела на русский язык для весьма ограниченных в лингвистических вопросах акционеров. Следующей «вышла на сцену» справка французской таможни страсбургского аэропорта, куда согласно фигурирующему в деле invoice должен был прийти товар. Никакого груза на указанную сумму и в адрес известной компании «Гранд Дом» там не принимали. За справкой последовал документ за подписью начальника домодедовской таможни, подтверждающий, что подобный груз и через них не проходил. В аудитории начал раздаваться возмущенный шепот. Кажется, нужный эффект был достигнут — я закончила с комментариями к документам и приступила к главному:

— Таким образом, договор «РусводКи» с компанией «Гранд Дом» материализовался из воображения кого-то из наших коллег — во Франции нет ни следов самого контракта, ни якобы поставленного по нему товара. Позвольте поблагодарить вас, уважаемые акционеры, за то, что предусмотрительно пригласили на заседание всех руководителей, имевших отношение к подписанию договора. Начнем с Льва Семеновича, вы не против? Генеральный директор подписывает, руководствуясь наличием или отсутствием виз руководителей. То есть нельзя возложить на него абсолютную моральную ответственность. Вот уголовную — сколько угодно, но вы пока не приняли решения о «выносе сора из избы». Борис Петрович, наш уважаемый финансовый директор, как и все последние годы своего правления, подписал, разглядев мою подпись и подпись главного бухгалтера. Хотелось бы напомнить уважаемому Борису Петровичу о долге и корпоративности: если уж работаешь спустя рукава, то хотя бы не имей привычки, не разобравшись, подставлять других. Юрист подписал на формальных позициях: с юридической, а не финансовой точки зрения, договор был чист. Остаемся мы с Жанной Игнатьевной. Я договор не подписывала, да и не могла, находясь в официальном отпуске, это вам трудовое законодательство разъяснит. А вот у главного бухгалтера были свои интересы.

Секунд десять я слушала завороженную тишину, обводя взглядом уважаемых акционеров — одного за другим. На Жанну, заерзавшую в соседнем кресле, я даже не посмотрела. А выдержав паузу, продолжила:

— Жанна Игнатьевна давно испытывает нездоровый интерес к должности директора департамента продаж — уж мне ли, единственной по этой причине ее так называемой подруге, не знать. Действительно, привлекательная позиция. И власть, и участие в управлении предприятием. Одна проблема — сначала нужно потопить существующего директора департамента. Хотя, если задуматься, ничего запредельного: такова историческая сущность законов компании…

— Стоп! — Лев Семенович вылетел из своего кресла, словно ядро из пушки. — Это гнусная ложь, фальсификация!

— Да?! — я должна была сдержаться — не испортить все криками и истерикой — во что бы то ни стало. Откуда, интересно, такая горячность в защиту Жанки?! Или они заодно? — А вы не сочтите за труд — свяжитесь с руководителем ФТС, позвоните президенту «Гранд Дома». Да элементарно проверьте через наш банк, проходил ли вышеупомянутый платеж! И станет ясно, кто именно лжет и в чем фальсификация.

— Предлагаю прервать заседание, — Лев Семенович как всегда быстро взял себя в руки, — и организовать комиссию по расследованию.

— Независимую, — встряла я.

— Независимую, — эхом отозвался шеф. — Руковод-ство процессом прошу возложить на внештатного юриста.

У меня возражений не было. Сергей Михайлович — наш юридический гуру по особо важным вопросам — отличался умом и высоким профессионализмом. А главное, ему дела не было до внутренних интриг и распрей в «РусводКе», поскольку работал он не в штате, а «по требованию». Ежемесячный гонорар в двадцать тысяч долларов, выплачиваемый акционерами, позволял ему действовать исключительно в интересах компании, а не отдельных персон.