— Сейчас вы отсюда свалите, — сказал Яр, когда коллекторы забились в машину, — но не надейтесь, что все произошедшее здесь и закончится. Вами и вашей конторой я займусь в самое ближайшее время.
Коллекторы ничего не сказали, мордатый поспешно завел двигатель, и они были счастливы поскорее отсюда убраться.
Я наконец немного пришла в себя. Вся эта стрельба, драка, все не укладывалась у меня в голове. В ушах еще звенело от выстрела. Сердце никак не успокаивалось. Только я немного переводила дыхание, тут же проскакивала мысль: «А что, если бы пистолет был не травматическим?»
Я могла потерять его! Вот так вот запросто! «Что не так с этим миром? — думала я, — все мы ходим по краю, получается, даже когда уверены, что сегодня самый счастливый день на свете. Может, именно в этот самый счастливый день еще с утра смерть решила прибрать нас к рукам».
Но вот он жив здоров, мой зверюга. Смотрит на меня своими черными глазами, но темноты в них больше нет. Я только сейчас об этом подумала. Несмотря на то, что ситуация была в разы опаснее, чем это было на теплоходе, когда Яр сначала разбирался с Савельевым, затем с Глебом. Я не видела в нем той «теплоходной» темной ярости.
Он контролировал себя. Каждое движение было выверено, видно было, что он отдает себе отчет во всем. Взгляд его был ясным. Яр хоть и был жесток и неумолим, но чувствовалось, что это была необходимая жестокость. Именно такая, что соответствует ситуации и уровню опасности.
Что изменилось в моем Яре. Даже его взгляд, хоть и остался таким же суровым и пронзительным, стал светлее, будто вместо внутренней темноты в его душе, там теперь горит огонь.
— Пойдем, нужно закончить уже все, чтобы как-то подытожить эту нелепую ситуацию, — сказал Яр, и мы пошли обратно в дом.
Яр сразу отправился на кухню, но его остановил мой отец:
— Простите, большое спасибо за помощь, но вы хорошо себя чувствуете? — спросил папа.
— Да, не волнуйтесь, все хорошо, я сейчас еще поговорю с господином, прячущимся на кухне, и побеседуем, — ответил Яр, а я пыталась сообразить, о чем же он хочет побеседовать.
Игорь сидел на кухне ни жив, ни мертв. От страха у него тряслись руки, и как только мы вошли, он вскочил со стула и хотел что-то сказать, но Яр перебил его:
— Слушай внимательно, как там тебя?
— Игорь, — подсказала я и спросила, — а ты вообще, чего здесь делаешь? Да еще так вовремя?
Игорь молчал. Тогда Яр положил ему руку на плечо и спокойно, но очень убедительно попросил:
— Надо бы ответить, если спрашивают.
Оказалось, что Игорь знал, что сегодня коллекторы нанесут визит родителям. Был уверен и в том, что появлюсь я. Приехал заранее, наговорил про меня невесть чего матери с отцом и остался ждать, когда все появятся. Я не могла поверить, казалось, я знаю этого человека, но представить, что он просто захочет поприсутствовать и глянуть на сцену моего унижения — вот так запросто из-за таких поступков можно вообще потерять веру в человечество.
У Игоря, по его мнению, был весомый аргумент. Он рассчитывал на то, что когда я буду раздавленная и униженная, он меня приголубит, успокоит, скажет что-то наподобие: «Не переживай, Марго, вместе мы справимся и решим проблему», — рассчитывая, конечно, на то, что проблему впоследствии решу я самостоятельно, и мы снова будем вместе.
Ну, а как же! Ведь он появился в трудный для меня момент. Подставил, можно сказать, таким образом плечо! Боже, какой же он все-таки мелкий бес!
— Слушай внимательно Игорь. По-хорошему счету, тебя нужно было бы голову оторвать, но сегодня у меня хорошее настроение. Поэтому поступим так. — продолжил Яр.
Я смотрела на Игоря и просто не могла поверить в то, что когда-то не просто жила с этим человеком, но была уверена, что люблю его. Да, куда я вообще смотрела? Как жалко и никчемно он сейчас выглядел.
И эта никчемность усугублялась всей чередой его поступков. От того, из-за чего мы расстались, до этих его кредитов, от его истерики у подъезда и до совсем невообразимого — попытаться вернуть меня, сыграв на том, что я буду морально раздавлена и напугана. «Ничтожество», — это единственное слово, которое у меня сейчас находилось для него.
Я действительно была улетевшей. Он был прав. Меня поразило во всей этой кутерьме, насколько я ошибалась на счет всего. Мне было уютно в книгах, здесь, на природе, с детьми, но во взрослую жизнь я совсем еще не вступила, а мне уже казалось, и не смогу вступить. Во мне, и правда, не было какого-то ориентира, навигатора, который был у других людей. Они играли в игры финансовые, социальные, они готовы были убивать, предавать, рвать глотки, лгать и притворятся. А я, боже, какая же я простушка, я наивно слушала, что говорят и верила в чужие слова, не думая о подтексте.
Но если еще несколько дней назад «улетевшая» было унизительным обзывательством, то после тех скупых, но полных восхищения слов Яра, слово стало не наградой, конечно, но чем-то в этом роде. Потому что такие как я тоже, оказывается, нужны. Например, Яру. Например, Любе. И Марату. И моим детям в студии. Уж какая есть.
Выкуси, Игорь.