Безоблачно небо, на море штиль, ни морщинки на ровной глади залива. Ясность разлита над далеким противоположным берегом. В бескрайней осенней прозрачности летают белые паутинки. Над полями, над лесами, над зажелтевшей землей серебрятся тонкие шелковинки…
Чудесные стоят деньки, но птицы знают, что это — осень, и продолжают кочевать.
Не все дожидаются осени. Некоторые покидают наши места еще летом. Первые стайки скворцов-странников можно видеть на пойменных лугах близ залива в июне. Едва выведут птенцов из гнезд, уже собираются в дорогу. В этих ранних стайках очень много молоди. Наши окольцованные скворцы в июле попадались на севере Германии, в Дании, Голландии. Но даже поздней осенью, чуть ли не в ноябре, встречаются в наших краях скворцы. Так рано начинается и так долго тянется их перелет. Вот и нынче стайки скворцов кочуют по лугам. А в такие погожие дни скворцы, устроившись где-нибудь на ветке, могут и голос попробовать. Другие птицы пускаются в путь куда более дружно. Соловьи готовятся к странствию в теплые края еще в августе. И к середине месяца их у нас уже не найти. Точно так же, в августе, в один день вдруг взяли и исчезли все стрижи, которые носились и верещали у нас все лето.
Умчались на юг ласточки. Даже самые поздние из них уже в пути. Все тянутся стаи диких голубей, на большой высоте в синеве неба. Всякий раз, когда вижу витютней, вспоминается песня: «Сизый голубочек, улетай за море…» Есть в этой песне слова: «Томно мне, томно…» Вот и мне томно сейчас. Такое бывает с человеком: увидишь улетающих журавлей или диких голубей и тоже захочется сняться с места.
Сегодня видел сокола, тоже стремился куда-то далеко. Сколько мог провожал его взглядом. Увидеть бы хоть раз землю с соколиного полета. Нет, не с самолета или другой летательной машины. Ощутить бы ветер собственным крылом, взвиться в поднебесье и мчаться вместе с журавлями, соколами, дикими голубями… Тогда бы и птицы приняли меня в свое братство и говорили бы со мной.
В птичьем полете всегда крылось нечто манящее для человека. И долго еще будет полет птицы чаровать нас, несмотря на сверхзвуковые самолеты.
Пропали из глаз голуби, а вот валит воронья стая. И они держат путь вдоль взморья, по излюбленному птичьему маршруту. Кочуют вороны огромными табунами, а когда останавливаются на ночлег, такой поднимают галдеж, хоть уши затыкай. Особенно по утрам, когда светает, и воронья компания принимает решение продолжать странствие. Тогда каждая ворона вопит, надсаживается, видимо, доказывает, что именно она первая сказала: «Пора! Пора!» А когда вся стая в тысячу глоток примется твердить: «Пора! Пора!», отчаянное карканье достигнет облаков.
Невольникам, угодившим в ловушку, дарю по кольцу и поскорей выпускаю.
И опять сижу у сети, жду пернатых непосед. День замечательно тих и ясен, словно различаешь в нем поступь уходящего лета. И грезится: вот бы мне иметь крылья птицы или плывущую по воздуху ладью…
Тихая, хрустально-голубая осень порадуется ясным, солнечным денькам, но рано или поздно уступит холоду, зашуршит, осыплет себя всю золотой листвой.
Птицы покидают родные края. А пауки знай трудятся, оплетают своими сетями травы, прислушиваются, о чем шепчет на бегу быстрый ветер.
— Пора, братцы. Давайте налаживать шелковые корабли, — молвил аспидно-серый паук, выглянув из своей плетенки.
Забрался на верхушку былинки. Стебель склонился под его тяжестью. А паук точно влез на высоченное дерево, откуда можно во всю ширь обозревать землю и небо. Прикрыл от слепящего солнца глаза своей изогнутой тонкой лапой и глядит в небо. Солнышко, не встречая ни облака, обходит дозором небосвод. Но паук прислушался к шепоту ветра, а теперь и сам, оглядев с высоты небо, узнал то, что полагалось. Он и обратился к остальным паукам, которые усердно плели сети на одной с ним лужайке.
Сородичи — каждый о восьми ногах — проворно вынырнули из сеток, вскарабкались наверх по стеблям, притенили глаза передними лапками, чтобы получше видеть, и тоже впились взглядом в ясное небо. И все согласились:
— Пора налаживать парусники.
Это расслышали пауки на других лугах. И все встрепенулись.
Более остальных оживились юные пауки. Сами они еще не слишком много знали и соображали. Но заслышали разговор взрослых и первыми взялись за дело, к которому у них от рождения сноровка. Ведь известно, что дети любят путешествовать. Неважно, далеко или только через двор, пешком или на чем угодно. Но ребята, когда оседлают свою деревяшку, всегда придумывают, какая у них лошадка. И у каждого мальчишки лошадка — своя, другая. Пауки же строят суда для воздушного плавания бездумно. Их ножки как бы сами все проделывают. И шелковые парусники у них все на один лад.
В погожий, безоблачный день начинает казаться, будто солнце совершает свой оборот по небосклону очень медленно. И время вроде бы не спешит, много его в запасе. Но паукам известно, что времени имеется ровно столько, сколько надо, чтобы подняться в воздух и пуститься в путешествие.
Пауки ткут, пауки строят корабли.