Нежнорогий возвращается в лес

Трепетное Крылышко, как и все курочки в стае, жуть как боится ястреба. И мечтать не смеет, чтобы хищник оставил их в покое.

— Давайте убежим отсюда! Здесь страшно!

Куропатки зашевелились. Кто-то произнес эти слова, и всем они показались очень мудрыми. Конечно, надо бежать отсюда. И поскорей.

— Надо лететь, — решила Трепетное Крылышко. — Вылетать немедленно. До вечера мы далеко умчимся. Может, там будет теплей, а как знать, вдруг и надежнее…

— Нет, нет и нет, ни за что не лететь! — всколыхнулась Огненный Хвост, прозванная так за то, что у нее в хвостике были самые яркие рыжие перья. — Поднимемся, и сразу нас отовсюду увидят. И ястреб, и кто угодно! Никак нельзя нам лететь, надо идти пешком. Ноги у нас крепкие, резвые. До вечера далеко уйдем. Вдруг там будет сытней, а как знать, может, и спокойнее…

— Поверху!

— Понизу!

— Пешком!

— Бегом!

— Лётом!

Куропатки не на шутку рассорились. Препирались, горячились, очень устали. Даже согрелись чуточку. То ли от спора, то ли оттого, что солнце, несмотря на трескучий мороз, все-таки греет. Когда курочки затихли, Подкова Счастья заговорила:

— Куда нам лететь? Куда уходить? Кто знает место, куда нам надо лететь или идти?

Курочки молчали: ни одной такое место не было известно. Тогда Подкова Счастья сказала:

— Летели птицы за орехами — золотыми, величиной с птичью голову. Но никто еще не видел, чтобы они возвращались. Улетали птицы от ястреба, а доставались хорькам да лисам… Уходили птицы в дальние края, где колоски и зимой наливаются, а нашли снег да лед… Но мы отмечены знаком счастья! Еще с той поры, когда птицы крылья делили. Помните, как тогда все было? В долине, где бьют родники жизни, у ключей, которые не замерзают, не высыхают. Там собирались птицы. Был день, назначенный пернатым, и каждая птица могла из целой горы всякой всячины выбрать то, что ей нравилось. Тут было полно крыльев, лап, когтей… Выбирали, примеряли на себя. Многим хотелось крепких клювов, быстрых, острых крыльев, но не всем хватило. Наши пращуры выбрали крылья быстрые, но не слишком сильные. Сняться с места снимаемся, а далеко отлететь нам невозможно. Нам достались крепкие, быстрые ноги, вот мы и умеем долго бегать, обходим много полей, пока подбираем зернышки, водим за собой птенцов-куропчат. Клюв мы себе взяли обыкновенный, легкий. Зачем нам заостренный крюк или увесистая дубинка? Мы не воюем с другими пернатыми, кору долбить нам ни к чему, а наш клювик как раз подходит для того, чтобы склевывать семечки, мелкие зернышки. Но больше всего нам повезло, что наши предки заметили в сторонке от сваленного в кучу добра подкову. Отличную подкову, которая приносит счастье. Остальные птицы даже позавидовали нам. А мы по сей день носим знак подковы у себя на груди. Морозная зима, трудное время, приходит и уходит. А мы остаемся. Ястребы да лисы — все стараются нас добыть. А мы, только отступят морозы, снова зовем друг друга в полях, а немного погодя у нас уже и гнездышко заложено… Куда нам уходить, еще растеряем в пути подковы счастья…

Курочки слушали, и у них пропадала охота улетать, не хотелось и пешком уходить.

— Живут ведь овсянки, а какие малюсенькие! Продержимся и мы, — вздохнул кто-то в стае. — Были бы зернышки.

Подкова Счастья чуть высунулась из тайника и тут же нырнула обратно в шалашик. Шепотом оповестила остальных:

— Они здесь! Приехали!..

Отец достает из саней тугой мешок, несет его к другому куропачьему шалашу. Вот он приподнял несколько разлапистых веток и опрокинул мешок прямо в шалаш.

— Папа, а куропатки любят полову? — спросил сынишка, старательно ступая в отцовский след.

— Не полову они любят, — ответил отец. — Они из нее выклевывают зернышки, семена всяких трав. Видишь, все кругом под снегом, трудно им зимой кормиться.

Скрипнули полозья. Куропатки выбрались из шалаша, побежали к другому тайнику угощаться.

— Недаром у нас подковы! — напомнила Подкова Счастья и осторожно осмотрелась.

Ястреба по-прежнему не видать. Широкими волнами убегают вдаль снежные сугробы, и морозно переливаются мириады искр.

Март. День, когда вода пела лебедиными голосами

Это должно было свершиться. И свершилось.

Никто не знал, когда это будет, но все ждали. Ведь все знали, что это обязательно, во что бы то ни стало произойдет.

Черный дрозд беспокоен. Он уже не первый день мечется в клетке. Она кажется ему тесноватой. Дрозд не хочет оставаться в клетке, ему не спится ночью. Он мечтает о прозрачных, переливчатых ночных звездах, о темном ельнике, притихшем в смутном ожидании. В полудреме дрозду видятся еловые ветки — чем светлее утро, тем чернее они проступают.

И зяблик утратил покой. Его радостное от природы сердечко, его милые крылышки охвачены какой-то тревогой, он скачет по перекладинам, просовывает головку через прутья клетки.