Нежность

Между тем Пьеха влюбилась в Броневицкого и стала мечтать выйти за него замуж. Однако ее мама, узнав о мечте дочери, буквально взорвалась: «Он тебе не пара! Я запрещаю тебе выходить замуж за русского! И вообще нужно сначала закончить институт!» Но Пьеха решила мать не слушать. Та в ответ обиделась и целый год не писала дочери письма.

Объяснение Броневицкого и Пьехи произошло в подъезде: она сидела на подоконнике, а он стоял рядом и нервно теребил ее руку. Александр сказал: «Я не знаю, что делать. Я не могу без тебя». На что Эдита ответила: «Знаешь что, а давай поженимся!» Но он покачал головой: «А ты знаешь, в какое время мы живем? В советское! Браки с иностранцами у нас не приветствуются!» Но девушка уже закусила удила: «Да брось ты, ничего нам не будет. Я ведь не буржуйка какая-нибудь, я из пролетариев. Бояться меня не надо».

В итоге спустя несколько дней молодые отправились в ЗАГС Смольнинского района и подали заявление. Пьеха была в маленьком черном платьишке, в котором иногда выступала на сцене. Потом она очень сожалела об этом – считала, что именно черное платье предопределило несчастливый брак. Но это будет потом. А пока все было хорошо. Родители Броневицкого восприняли это событие на удивление спокойно и приняли невестку очень тепло. Жить молодые стали в их коммунальной квартире на улице Ленина. Несколько позднее им выделили двухкомнатную квартиру в Купчино. В 1961 году в «звездном» семействе появилась девочка, которую назвали Илоной. Пьеха мечтала, что родит сына и назовет его Станиславом. Но родилась дочка. Сначала Эдита хотела назвать ее в честь мамы Фелицей, но потом передумала – не разрешили бы родственники со стороны мужа. Когда Илоне исполнилось восемь месяцев, ее забрала к себе бабушка – мама Броневицкого Эрика Карловна. С ней девочка проживет до 15 лет.

Несмотря на замужество, Пьеха оставалась чрезвычайно влюбчивым человеком. Правда, все ее романы были платоническими. Так, в начале 60-х она увлеклась французским певцом Энрико Массисом. Когда он приехал с гастролями в Москву, она немедленно бросилась на его концерт. Далее послушаем ее собственный рассказ:

«Массиас был хорош собой – алжирец или марокканец, пел по-французски очень темпераментно, экспрессивно. Мне это страшно нравилось! Самой было неудобно выходить на сцену, и я дарила ему цветы через билетеров. Сначала смотрела на него именно как на мужчину, но потом захотелось иметь его пластинки, которых у нас, естественно, не продавали. Я осмелилась прийти к певцу в гримерную, на плохом французском объяснила ему, что тоже пою и хотела бы исполнять его песни. Массиас сказал, что сейчас у него нет с собой пластинок, и дал свой телефон в Париже. Потом я еще раз пришла к нему в грим-уборную, принесла цветы – вот какая дурочка! – и говорю: «Запомните, пожалуйста, что меня зовут, как и вашу великую певицу, – Эдит». Он отвечает: «Хорошо, хорошо». И вот, представьте себе, недели через две звоню в Париж. Подходит к телефону какой-то дядька. Я представляюсь, говорю, что Энрико разрешил мне позвонить. Слышу: «Подождите у телефона – сейчас спрошу». Потом дядька возвращается и говорит: «Он такую не знает». И тогда я подумала: «Боже мой! Как плохо быть поклонницей!»

После этого случая прошло всего несколько лет, и Пьеха все-таки покорила Париж. Произошло это в 1965 году, когда ее, первую из советских певиц, владелец концертного зала «Олимпия» Бруно Кокатрикс (это он открыл миру Шарля Азнавура, Мирей Матье и других звезд эстрады) пригласил выступить на сцене своего заведения. Взяв с собой мужа и 4-летнюю дочь, Эдита отправилась в столицу Франции, где имела большой успех.

В другой раз Пьеха увлеклась уже своим соотечественником – молодым композитором Станиславом Пожлаковым. По ее словам, произошло это так: «Однажды мы выступали в большой программе вместе с Пожлаковым. Он очень хорошо играл на саксофоне, да еще и пел. И я в него так же, как в Энрико Массиаса, влюбилась. С той лишь разницей, что тайком вздыхала по нему и только писала в записной книжке: «Слава, ну почему ты не подойдешь ко мне, ну почему не скажешь: «Здравствуй, я так переживаю». А книжечку эту я прятала где-то под кроватью. Сан Саныч Броневицкий был очень ревнивым – могу десять раз это повторить. Он подглядел, что я веду тайные записи, и нашел книжечку. Мы стали бороться, я хотела выкинуть ее на улицу, а она упала на балкон ниже этажом. Броневицкий побежал туда, схватил ее и все прочитал. Я говорю: «Как тебе не стыдно, это же не тебя касается!» Он: «Ну ты ж мне изменяешь!» Я: «Я не изменяю, а только вздыхаю…» Расплакалась, выбежала на улицу, схватила такси. А это было в Ялте. Кричу водителю: «Везите меня в Симферополь, в аэропорт!» Тот на меня смотрит: двенадцать часов ночи, девушка одна, вся в слезах. «Хорошо», – говорит. Но я ему все рассказала, и на полпути этот человек повернул обратно: «Пусть ваш муж и ревнивый, но разбирайтесь с ним сами». Конечно, вернулась я как побитая. С Броневицким мы долгое время не разговаривали…»