Нежность

Кира чмокнула его, испачкав помадой.

– До вечера.

– До утра.

– Снова дежурство?

– Так точно.

– Вот, же дерьмо!

– Тебе тоже приятного дня.

Когда стихли её шаги, Валентин вышел на балкон, рухнув в плетёное кресло. Неведомый арахнид закопошился под рёбрами. Проклятое предчувствие опасности никуда не делось. Оно росло, как паразит из голливудского хоррора, пожирая душевное спокойствие.

Июньская жара тяготила. Хотелось укрыться от палящего солнца, лившегося расплавленной медью, сквозь застеклённые рамы. Подставить бы ладони падающему снегу. Выпасть из суеты шумного города, гудящего непрерывным людским потоком. В прихожей раздался звонок. Валентин вздрогнул, отлепился от ротанговых подлокотников и пошёл открывать. Грузная пожилая женщина бесцеремонно протопала в зал.

– Чего застыл столбом? Не ожидал?

Валентина прошиб озноб. Сигарета плясала в дрожащей руке.

– Амалия Бруновна, что вам нужно?

Дама вальяжно развалилась на софе, подобрав подол длинной юбки.

– Деньги, мой мальчик. Готов выложить пятьсот тысяч? Долларов, естественно.

– Я не наберу столько.

– Брось! Мне то не ври. Сроку до четверга.

– Как передать деньги?

– Умничка. Семью сохранишь. Репутацию. Место и время сообщу позже.

Его янтарные глаза вспыхнули недобрым огоньком. Амалия Бруновна выхватила из ридикюля электрошокер.

– Не балуй, дружок!

Валентин подавил рвотный спазм. То ли курево не лезло, то ли мутило от приторно-слащавых духов старухи.

– Уберите свою пшикалку. Я не трогаю женщин.

Эти слова нисколько её не убедили. Амалия Бруновна крепче сжала оружие.

– Успокойтесь.

– Дай мне выйти!

– Катитесь.

Валентин посторонился.

– Можно вопрос? Зачем вам такая сумма?

Она невидяще уставилась на книги, расставленные вдоль широких полок.

– Хочу уехать. Подальше. Я чувствую что-то плохое.

– Вы тоже чувствуете?

Непрошеная гостья злобно прошипела.

– Все из-за тебя. Отродье.

Вылетев на улицу, как пушечное ядро, она случайно сбросила одну из книг. Пожелтевший том тысяча девятьсот восемьдесят пятого года издания, валялся раскрывшись на заголовке: ”Смок Беллью. Вкус мяса.”.

Кажется, дверца шкафа не выдержала натиска и скелеты посыпались наружу.

Глава 2

“Без элемента тайны мир был бы плоским и неинтересным.”

Джек Лондон

Рядом с бывшей дачей Ахматовой, молодые поэты, соорудили беседку с навесом и деревянными скамейками. К полудню, их собралось около дюжины. Навестив последнее пристанище Анны Андреевны, стихотворцы расположились в беседке. Читали произведения любимой поэтессы, затем собственные труды. Шумно обсуждали и спорили. Утомившись, пили минеральную, заедая нехитрыми бутербродами.

Пухленькая девушка, одетая в яркий сарафан, начала читать стихотворение о том, как ей не хочется становиться одинокой, забытой всем миром старухой. Вдруг, она осеклась на полуслове и смутившись, прикрылась увядшим букетиком сирени. За оградой, опираясь на калитку, стоял высокий статный мужчина в льняном светлом костюме. Незнакомец был хорош собой, чем и смутил девушку. Приняв приглашение присоединиться к собранию, он прошёл по усыпанной гравием дорожке. При этом, мужская половина обратила внимание на его дорогие кожаные туфли и золотые часы. Женщины с интересом разглядывали красивое лицо с аккуратно ухоженной бородкой. Выбрав место, он присел рядом с юношей в синей спортивке и потёртых кроссовках.

– Не возражаете?

– Пожалуйста.

– Вы тоже будете читать свои стихи?

– Нет. Я пишу прозу. Вернее, пытаюсь.

– Печатаетесь?

– Увы. Выходит нелепо, сыро.

– Скажите э…

– Лев. Можно Лёва.

– Скажите Лёва, кто-нибудь читал ваши рукописи кроме вас?

– Никто. Мне неловко давать другим бездарное чтиво. Извините вы не сказали имя.

– Амит.

– Так вы, иностранец? Прекрасное произношение. Впервые в Комарово?

Мужчина на мгновенье задумался, проведя ладонью по коротким каштановым волосам.

– Да, впервые.

Наблюдательный Лёва заметил, что собеседник не хочет откровенничать. Синие глаза Амита, прозрачные, как озёра, устремлены выше Лёвиной макушки, туда, где покачивались деревья.

– А вы сами, не пишете?

– О, нет. Перейдём на “ты”?

– Хорошо.

– Как насчёт небольшого, но важного заказа?

– В каком смысле?

– Можно, не здесь?

Лёва и его новый знакомый покинули поэтов. Через сорок минут, они пили чай в Лёвиной квартире. Вернее, пил один Лёва, давясь кипятком с невкусной заваркой и мятными пряниками. Амит вежливо отказался от угощения и сидел напротив.

– Представь, Лёва, что твой отец, дед и прадед – достойные уважаемые люди. Если бы не одно “но”.

– Какое?

– Прапрадед. Считающийся негодяем и изгоем.

Лёва насторожился, как гончая, взявшая след.

– Подходит тебе роль летописца, перо которого подобно мечу правосудия? Погано выразился. Через-чур пафосно. Короче, берёшься написать роман за три месяца.

Лёва поперхнулся.

– Осторожней. В мои планы не входит отпевание.

– Почему за три?

– У последнего потомка ветки Мерритов, восемнадцатого сентября юбилей. Хочу преподнести в подарок книгу.

– Какая тебе в этом выгода?

– Я за “Манчестер Юнайтед” и Справедливость. Вопросы здесь, задаёшь не ты.

– Но ведь нужен какой-нибудь материал.

– Есть. Дневник с записями самого Уилла Меррита. Копия на русском.