Нежность и ненависть

Он встает без предисловий, идет на кухню, чтобы выбросить презерватив, и моет руки. Все это в тишине, а я просто онемев наблюдаю за ним с дивана. Затем он направляется из кухни ко мне, но проходит мимо к стеклянным стенам.

– Джун, в чем дело? – спрашиваю я. Уже начинаю раздражаться, и душа уходит в пятки. Что за черт?

Он отпирает одну из стен и толкает массивное стекло в сторону. Медленно он выходит во двор и просто стоит там, босой, без рубашки, в пижамных штанах и с поднятой к небу головой.

Я встаю, надеваю штаны и осторожно иду к двери. Я представить не могу, что происходит. Я сказал ему, что на вкус как дерьмо, так что он не мог расстроиться из-за этого. Я предупреждал его – много раз.

Я дохожу до двери и хочу ступить на дорожку, но земля очень холодная для моих босых ног. Остаюсь внутри на деревянном полу и зову его:

– Джуничи, поговори со мной. Что, черт возьми, с тобой происходит?

Он надолго застывает – совершенно не двигается и просто дышит, как будто чего-то ждет. Когда он поворачивается, золотой свет осеннего солнца падает на его рельефное тело. Стоя там, он сияет. Как Адонис.

Но его лицо сурово.

– Ты чертов вампир.

Он совсем не выглядит удивленным. Он выглядит так, будто я каким-то фундаментальным образом его предал – будто я солгал о том, кто я такой. Раньше мы шутили об этом, но в этот момент… сейчас это кажется очень серьезным.

Я мотаю головой, не мигая.

– Нет.

Глава 20 Джуничи

Джэ стоит в дверях и смотрит на меня яркими каштановыми глазами. Его темно-золотистые волосы – пушистые и растрепанные, а по шее тянется кровавый след от того места, где я кормился. Он качает головой.

– Нет, Джун. Нет.

Я не хочу его пугать, поэтому глубоко вдыхаю, чтобы успокоиться. Когда я это делаю, я замечаю, как хорошо себя чувствую, стоя под теплым солнечным светом. Совсем не жжется.

Завтра я должен навестить Рена, чтобы покормиться. Так как я постоянно откладываю кормление на последнюю минуту, я всегда добираюсь туда голодным. У меня меньше энергии, я более раздражителен, и тон кожи не такой насыщенный, каким должен быть. А сейчас я чувствую себя так, будто получил заряд энергии. Кровь Джэ на вкус для меня точно такая же, как его запах – как десерт из коричневого сахара и рома, который могла бы приготовить моя мама. Сейчас его кровь пульсирует во мне и дает мне жизнь.

Точно так же, как кровь рангового вампира.

Я возвращаюсь к двери, и Джэ отступает в сторону, глядя на меня, когда я прохожу мимо него. Я иду прямо на кухню, достаю из ящика стола чистую тряпку и смачиваю ее у раковины. Выжав ее, я подхожу к нему, беру его за руку и подталкиваю к дивану.

– Мы можем присесть, пожалуйста?

Он садится, не сводя с меня своих ярких глаз. Я протягиваю руку и осторожно протираю тряпкой его кожу. Место укуса больше не кровоточит, но у него все еще есть небольшие следы от проколов и легкие синяки. Я качаю головой. Если он ранговый вампир, они должны были зажить мгновенно. Кроме того, его кожа была мягкой для укуса, а не твердой. Кусать другого вампира – все равно, что кусать яблоко – очень сытное, хрустящее и сочное. Кусать человека – как кусать пончик с джемом. Плоть Джэ – это пончик.

Ничто не имеет никакого гребаного смысла.

Я вытираю кровь с его ключицы.

– Твоя кровь – кровь рангового вампира. Ты не в курсе?

– Что? Нет. Это бессмыслица, я никогда тебе не лгал. Я не пытаюсь тебя обмануть… Откуда мне знать, какая у меня на вкус кровь?

Я опускаю руки на колени и смотрю на него.

– Ты никогда не пил кровь? Ни разу?

– Нет.

– У тебя никогда не было желания? Даже мимолетной мысли?

– Нет.

Теперь мы смотрим друг на друга, его глаза полны решимости, а мои – недоверия. Я откидываюсь и, вздыхая, потираю лицо ладонями.

– Боже, ты меня чертовски нервируешь. Я понятия не имею, что с тобой происходит, и ты не помогаешь.

– Что я должен сделать? – спрашивает Джэ, вскидывая руки. – Я был собой всю свою жизнь. Я знаю, кто я и что я. Но вдруг ты говоришь мне, что я нечто совершенно иное, и у меня нет никаких доказательств этого. У меня нет ощутимых причин, чтобы начать вести себя по-другому или думать иначе.

Его теплые глаза, обычно игривые, дразнящие или расслабленные, сейчас напряжены. Я давлю на него. Знаю, он прав, но и я тоже прав. Когда я замолкаю, он продолжает, на этот раз спокойнее:

– Даже если то, что ты говоришь, правда, что мне делать, Джун? Хочешь, я начну питаться? Даже если у меня нет никакого желания делать это?

– Ты не обязан делать то, чего не хочешь.

– Верно. Ладно. И что?

Я вздыхаю.

– И ты меня очень нервируешь. Ты неизведанный, и это заставляет меня чувствовать себя некомфортно.

Когда я говорю это, он садится. Выражение его лица становится жестким, незнакомым.

– Значит, между нами все кончено?

Я моргаю. Мне не нравится это выражение лица.

– Почему ты так говоришь? Что я все кончено…

– Потому что так оно и есть, разве нет? Какой смысл приукрашивать? Я гребаный чудак, из-за которого тебе некомфортно, так что между нами все кончено.

Он собирается встать с дивана, но я хватаю его за талию и мягко тяну обратно, а затем сажусь прямо и смотрю ему в лицо.