Еще к Лорану являлись гости. Фрэнсис, подойдя к хижине, свистел, но иногда ответа не было. Это означало, что с Лораном кто-то есть, и они часто оставались на ночь, прежде чем взвалить на плечи свою поклажу и отправиться в путь, а по пятам за ними бежали собаки. Фрэнсис обнаружил, что способен чудовищно ревновать, с головой погружаясь в это чувство. Не один раз он приходил рано утром и прятался в кустах за хижиной, ожидая, когда гости уйдут, в поисках улик изучая их лица и ничего не находя. Большинство из них были французами или индейцами: пришедшие издалека, сомнительного вида мужчины, более привыкшие спать под открытым небом, нежели под крышей. Они приносили Лорану меха, табак и патроны, а потом уходили восвояси. Иногда же они, похоже, приходили и уходили ни с чем. Однажды, после особенно истеричной перепалки, Лоран рассказал Фрэнсису, с чем связаны эти визиты: речь шла о том, чтобы кое-что основать, а именно свою торговую компанию, и это должно храниться в тайне, дабы на них не обрушился гнев Компании Гудзонова залива, если кто-нибудь прознает. У Фрэнсиса будто гора с плеч свалилась, и он впал в буйную радость, после чего Лоран взял скрипку и принялся играть, бегая за ним по всей хижине, пока наконец Фрэнсис, захлебываясь от хохота, не выбежал на улицу. Вдали на тропе он кого-то заметил и тут же метнулся обратно. Он видел того человека буквально одно мгновение, но ему показалось, что это его мать. После чего он не один день прожил в страхе неопределенности, но дома ничего не изменилось. Если она что-то и видела, то, во всяком случае, ничего такого не подумала.
Пришла осень, а вместе с ней школа, потом зима. Он уже не мог так часто видеть Лорана, но время от времени, дождавшись, когда родители отправятся в постель, крался по тропинке и свистел. Иногда он слышал ответный свист, а иногда нет. Со временем ему стало казаться, будто ответный свист раздается все реже и реже.
Как-то весной, после очередной загадочной отлучки, Лоран принялся намекать, что должно произойти нечто очень важное. Что он вот-вот наживет целое состояние. Фрэнсиса смущали и беспокоили эти туманные и, как правило, пьяные намеки. Не собирается ли Лоран уехать из Дав-Ривер? Что тогда будет с ним, Фрэнсисом? Если попытаться выведать Лорановы планы, тот станет его дразнить, а шутки у француза бывали грубы и жестоки. Он часто заговаривал о будущей Фрэнсисовой жене и семье, или о походах к шлюхам, или о жизни к югу от границы.
Был один случай, первый в ряду многих, оба тогда пили. Это случилось ранним летом, когда вечера стали достаточно теплыми, чтобы коротать время на улице. Первые пчелы прилетели оттуда, где они провели холода, и жужжали вокруг цветущей яблони. Всего семь месяцев тому назад.
— Конечно, к тому времени, — снова намекал Лоран на свое грядущее богатство, — ты женишься и поселишься на какой-нибудь маленькой ферме, заведешь пригоршню ребятишек, а обо мне и думать позабудешь.
— Надо полагать. — Фрэнсис уже научился разыгрывать эти безотрадные сценки. Если он примется возражать, то лишь подзадорит Лорана.
— Окончив школу, ты здесь, небось, не останешься, а? Здесь тебе делать нечего, верно?
— Нет… Наверное, поеду в Торонто. Может, иной раз и навещу тебя посмотреть, как ты управляешься с инвалидной коляской.
Лоран хрюкнул и осушил свой стакан. Фрэнсис тогда подумал, что сегодня он пьет больше обычного. Затем Лоран вздохнул:
— Я серьезно,
— Ты? Ты же собираешься разбогатеть, забыл? Куда захочешь тогда и поезжай. Сможешь перебраться в Торонто…
— Ой, заткнись! Ты не должен здесь оставаться! И уж точно не должен оставаться со мной. Это нехорошо. Я нехороший.
— Что ты имеешь в виду? — Фрэнсис пытался скрыть дрожь в голосе. — Не смеши меня. Ты просто пьян, вот и все.
Лоран повернулся к нему и проговорил с пугающей ясностью:
— Я долбаный идиот. Ты долбаный идиот. И ты должен пилить отсюда к своим маме и папе. — У него было неприятное лицо, глаза сузились от выпитого. — Дуй отсюда! Чего ты ждешь? Проваливай!
Фрэнсис встал в полном отчаянии. Он не хотел, чтобы Лоран увидел его плачущим. Но и просто уйти он не мог.
— Ты не знаешь, что говоришь, — спокойно, как мог, проговорил он. — Я в этом уверен. Это такая же ерунда, как твои россказни о походах в бордель и разбросанных по всему свету детях и… все такое. Я же вижу, как ты на меня смотришь…
— Ах,
Фрэнсис застыл, совершенно ошеломленный, не в состоянии ни поверить, ни что-нибудь ответить.
— Ты лжешь, — наконец выдавил из себя он.
Лоран устало смотрел на него, так, словно, произнеся эти слова, от чего-то освободился.
— Нет, это правда,