Нежные кузины

— Замечательно придумано! Просто замечательно! — подхватила мать. — Спасибо, Шарль!

Жюлиа вышла из дому и подошла к веселой компании.

— Ты не пошла в деревню? — удивилась Пуна.

— Нет! Я передумала.

— А Жюльен поехал туда к тебе, — сказала Пуна, и в голосе ее прозвучало что-то, похожее на упрек.

Глава шестая

С чем следует подавать лососину

Профессор явился на ужин с опозданием. Все уже расселись вокруг большого стола и даже успели справиться с закусками. Аньес была очень зла на профессора и хранила суровое молчание, прерываемое лишь щелканьем челюсти. Дочь профессора Лизелотта узнала о неприятном происшествии, когда вернулась с прогулки. Она обожала отца: у нее больше никого не оставалось с тех пор, как для них обоих Франция стала новой родиной и местом изгнания тоже.

Это была высокая девушка с очень светлыми волосами, упитанная и в то же время мускулистая, широкоплечая и широкобедрая, быть может, прямой потомок валькирий, со звонким голосом, ослепительной улыбкой и белоснежной кожей. Она смотрела на мужчин так, словно раздевала их невинным взглядом своих голубых глаз.

Наконец появился профессор, на сей раз чисто вымытый, с сияющей лысиной, розовыми ручками, при галстуке, в рединготе, из-под которого выпирало брюшко. У него был вполне приличный безобидный вид.

Аньес встретила его довольно сухо.

— Вы обещали больше не проводить химические опыты в моем доме, профессор! Надеюсь, вы сдержите слово!

С этими словами она нажала на кнопку звонка, приказывая подавать следующее блюдо.

На кухне Матильда раскладывала на большом блюде трех цыплят в вине, нарезанных кусками. Запустив дородную руку в большую чугунную гусятницу, она вытаскивала оттуда то крылышко, то ножку, истекающие соусом, и укладывала аппетитный кусочек на серебряное блюдо. Перед тем как повторить операцию, она облизывала пальцы.

Когда Матильда прислуживала за столом, она надевала черное платье с застежкой спереди и коротенький белый передник. Облизывая пальцы, Матильда сильно наклонялась: грудь у нее была очень пышная, и она боялась уронить на чистый передник каплю соуса. Матильда была большой лакомкой. Свидетельством тому служили ее аппетитные округлости. Когда она смотрелась в зеркало, ей хотелось есть еще сильнее. Иногда среди дня, повинуясь непреодолимому желанию, она поднималась к себе в комнату и торопливо раздевалась, чтобы полюбоваться собой в зеркале шкафа. Ее груди были налитыми и тяжелыми, словно творог в марлевых мешочках, истекающий сывороткой. А соски — огромными, темными и твердыми, как чернослив в коньяке. Ниже круглился живот, похожий на сдобное тесто, которое поднимается на дрожжах. Нежные руки напоминали белые колбасы. Ляжки наводили на мысль о восхитительных картофельных клецках. А порою она садилась на край кровати, напротив шкафа, раздвигала колени, и показывалось самое заманчивое из ее лакомств: тонкий ломтик лососины, обложенный пряными травами.

Матильда уже собралась унести цыплят в вине, как вдруг ее грубо обхватили две дюжие руки. Она обернулась и увидела конюха Матье: этот мужлан не пренебрегал деликатесами северных морей.

— Не надо, Матье! Уйди! — сказала она, стараясь не выпустить из рук блюдо.

Тут раздался звонок, но Матье стал расстегивать платье Матильды. Она попыталась освободиться, и от ее резкого движения платье разошлось. Матильда не носила лифчик: те, что подходили ей по размеру, были слишком уродливые, с пластинами из китового уса, и теперь Матье держал ее огромные груди в своих широких мозолистых ладонях.

— Не надо, Матье!

Но что толку? Мужлан уже расстегнул платье, которое упало к ногам Матильды. Он сорвал с нее передник, потом трусики, и, пока раздавались нетерпеливые хозяйские звонки, губы конюха жадно шарили по ее телу, начиная с десерта, чтобы закончить, как всегда, закусками.

Матильда не могла совладать с собой. Она выпустила из рук блюдо и упала навзничь на залитый соусом пол, Матье упал на нее, а куски цыпленка в бургонском вине попадали вокруг.

— Да ты уже возбудилась, плутовка!

— Это от винного соуса!

И под непрерывное дребезжание звонка Матильда и Матье впервые в истории кулинарного искусства гарнировали лососину неочищенным овсом.

Глава седьмая

Об оргиастической энергии и некоторых ее проявлениях

В столовой за отсутствием еды сидящие за столом занимали себя беседой.

— Вы нас всех чуть не взорвали, дорогой профессор! — ни с того ни с сего вдруг заявил Шарль.

— Я провожу серию экспериментов, которые должны окончательно подтвердить мою теорию, — сказал профессор с сильным немецким акцентом.

— Вашу теорию? Да что вы!

— Дело давнее. Я работаю над ней с тридцать четвертого года. С тех пор, как мне пришлось покинуть Германию…

— По всему дому пахнет горелым, — вмешалась Аньес, не переставая нажимать на звонок.