Нежные кузины

Шарль находил, что Клер чересчур романтична и немного легкомысленна. А Клер находила, что мужчины — грубые эгоисты. Конечно, она все еще любила Шарля, но он не должен был брать ее силой. Это нехорошо. В общем, было бы лучше, если бы перед этим они объяснились.

Пуна тихонько подошла к одежде, которую жених и невеста совсем недавно, когда Клер была еще девушкой, оставили на большом плоском камне. Жюльен спрятался в траве, в нескольких метрах от кузины, и смотрел. Пуна взяла брюки Шарля, достала пригоршню лягушек и засунула в карман. Брюки, сложенные по складкам на плоском камне, вдруг надулись сами по себе, точно при эрекции. Остальных лягушек Пуна разложила по декоративным карманчикам на платье Клер: их было по два на груди и на бедрах. Потом она на четвереньках отползла назад и улеглась на живот рядом с Жюльеном.

— Тебе не холодно, любимая? — спросил Шарль: пора было сказать что-то ласковое.

— Пожалуй, да!

Они встали и надели: одна — платье с фестонами, другой — штаны с начинкой. И оба одновременно испустили жуткий вопль.

— Ай! Что это? — кричала Клер.

Бедняжка задергалась, словно от удара током.

— Лягушки! Тут полно лягушек! — кричал Шарль, выкидывая из карманов их прыгучее содержимое.

— Сними с меня эту гадость! Прошу тебя! Сними с меня эту гадость!

А всего в нескольких метрах Пуна и Жюльен корчились от беззвучного смеха. Вытащив лягушек из платья Клер, Шарль внимательно огляделся по сторонам, и лицо его приняло хищное выражение.

— Поймаю их — уши надеру!

— Пойдем домой, милый. Они испортили мне день. Я маме скажу! Обязательно скажу маме!

Клер и в самом деле расстроилась. Она оперлась на руку Шарля и заметила, что прихрамывает. Между ногами как будто что-то жгло. Она теснее прижалась к Шарлю. Этот день должен был стать великим днем, а они его испортили! Она ненавидела брата! Ненавидела!

Глава двадцать четвертая

Жюльену и Пуне запретили выходить из комнаты

Эдуар долго хохотал, услышав историю про лягушек. Точно так же восприняла ее и тетя Адель, но Аньес решила, что из уважения к жениху, чьи родители собирались выкупить заложенный замок, виновные должны быть наказаны. Надо было угодить ему хотя бы этим!

Матильда взяла поднос на левую руку, а правой постучала в дверь Жюльена.

— Нет! Нет! Подождите!

Поздно! Матильда уже вошла. Жюльен повернулся на пятках, чтобы стать к ней спиной, и быстро завязал шнурок пижамных штанов.

— Куда поставить, месье Жюльен?

— Что? — выдохнул Жюльен, глянув через плечо и убедившись, что Матильда, на его беду, все же проникла к нему в комнату.

— Поднос поставить на стол?

— Куда хотите! — ответил Жюльен, согнувшись пополам и раскорякой отступая к кровати. Сев на кровать, он расправил на коленях полы пижамной куртки. Нужен ему этот поднос!

Матильде он тоже не был нужен.

— У вас еще не прошли спазмы, месье Жюльен?

Жюльен бросил на нее растерянный взгляд и скорчился на кровати.

— Если вы будете все время так себя мучить, у вас круги под глазами появятся.

Жюльен скорчился еще сильнее.

— Надо как-то облегчить ваше состояние, месье Жюльен! Сейчас я вам сделаю холодный компресс.

Она поставила поднос на пол, взяла лежавшую на нем салфетку и графин с водой и, не развернув ее, намочила водой. Жюльен молча следил за Матильдой расширенными от изумления глазами.

Три ночи подряд он видел ее во сне! Это был один и тот же сон. Он видел ягодицы Матильды такими, какими увидел их позавчера утром, когда служанка нагнулась за тряпкой. Две поблескивающие от пота беломраморные ротонды, два храма богам-близнецам Туда и Обратно.

У двух зданий были одни пропилеи, утопающие в буйной темной растительности, которую Жюльен увидел лишь на миг, перед тем как Матильда выпрямилась. И с тех пор он предавался мечтам. Он мечтал войти в это святилище, он бы бросился туда очертя голову, если бы мог. Там он впал бы в забытье, словно мистик, созерцающий Божественную Сущность. Но сейчас ему было страшно! Хотя Матильда ободряюще улыбалась. Компресс сразу поможет, уверяла она. А если нет, надо будет попробовать что-нибудь другое. Жюльен охотно верил ей. У него не было ни малейшего желания вступать в спор. Ему хотелось только одного: чтобы Матильда ушла. Тогда он смог бы представить ее себе с этим компрессом. Мягким движением она отстранила бы его руки, которые он держал прижатыми к животу, развязала бы шнурок на пижамных штанах. Может быть, даже спустила бы их до полу. Она осторожно высвободила бы то, что Жюльен крепко сжимал между ногами. И наложила бы компресс.

При этом несколько капель воды, конечно, упали бы ей на платье. И ей пришлось бы снять его. А затем она села бы на кровать рядом с Жюльеном: так удобнее. Все это происходило не во сне, а наяву, ибо Матильда не выходила из комнаты. Теперь она извинялась за то, что на ней нет такого красивого белья, какое носят дамы, и снимала трусики. Но действительность отличалась от сна: когда то, что Жюльен едва успел вообразить, сразу же сбылось, он разволновался так, что компресс оказался уже не нужен.

— Да вы совсем перепугались! — заметила пышнотелая брюнетка.