Читаем Нежные кузины полностью

Профессор был небольшого роста, гораздо ниже Клементины, и чем крепче он сжимал ее, тем сильнее ему не хватало воздуха, ибо его нос и рот оказались между пышных грудей актрисы. Когда Клементина разжала объятие, чуть не ставшее для него роковым, лицо его было одного цвета с тычинками орхидей.

— Не надо разглядывать эти цветы, профессор! Вы возбуждаетесь, вам это вредно!

Она быстро вышла из теплицы, а Гнус, припрыгивая и пыхтя, устремился за нею.

— Клементина! Клементина! Не уходите! Ах… Жестокая!

Глава двенадцатая,в которой не происходит ничего

Весь день Жюльен молча украдкой бродил по дому. Он распахивал двери комнат и ванных. Дважды он поднимался на этаж, где жили слуги, и обследовал также и их комнаты. Он разрывался между темными похотливыми желаниями и угрызениями совести, жгучим стыдом оттого, что он в конце концов смешал Жюлиа, свою возлюбленную, с непристойными мечтами и поступками. За обедом, который Матильда подавала в целомудренно застегнутом, накрепко зашитом черном платье, он не смел поднять глаз на кузину. Профессор больше не заговаривал ни о своих опытах, ни об оргиастической энергии, у Клементины вид был угрюмый, Шарль все время нежно сжимал руку Клер, а Жюлиа даже не взглянула на счастливого жениха. Казалось, она дуется на всех, и Жюльен за целый день не решился подойти к ней, боясь, как бы сладострастные грезы, обуревавшие его ночью, не отразились в его взгляде.

После обеда Пуна захотела прогуляться с ним. Он неохотно согласился, а когда девочка спросила, как у него дела с Жюлиа, остался холоден и молчалив.

За ужином он почти ни к чему не притронулся, а после ужина сразу пошел спать.

— Какой же ты стал серьезный! — шутливо упрекнула его тетя Адель. — Расслабься! Воспользуйся обществом твоих кузин!

«Если бы она только знала…» — подумал Жюльен. Он поднялся к себе в комнату, голова у него горела. Он тут же лег в постель и, перед тем как заснуть, не раз предавался мучительному раскаянию.

Глава тринадцатаяО том, как во сне Жюлиа принадлежала Жюльену

Жюлиа! Опять Жюлиа! Она скачет через луг на лошади, нагая в безлунной ночи, освещаемой лишь белизной ее тела. Вот она придерживает лошадь! Угадала ли она присутствие Жюльена, который смотрит на нее, спрятавшись за кустами? Она улыбается. Она слезает с лошади, подходит ближе. Ее ноги легко ступают по мягкой траве. Он берет ее на руки и уносит. Тело у нее прохладное и невесомое. Он мог бы унести ее далеко-далеко!

Но это был только сон! В комнате царила самая обычная, пустая темнота. Он сел на кровати. Это был всего лишь сон, а он вышел из возраста, когда видят такие сны. Образ Жюлиа медленно таял где-то вдали от него, от его комнаты, от настоящего времени, от этой ночи и других ночей.

И все же он встал. Ему не хотелось засыпать снова. Иначе он унесет с собой в сон слишком много грусти. А тут, в одной из соседних комнат, спала Жюлиа! Настоящая Жюлиа. Та, что не исчезает в темноте, но зато обволакивает томными взглядами жениха Клер, как обыкновенная глупая девчонка, попросту завидующая кузине!

Осторожно ступая, Жюльен вышел в коридор. Он еще не знал, что сейчас сделает! Он чувствовал себя беззащитным, слабым и ужасно одиноким! Он бесшумно проник в комнату Жюлиа, стараясь не скрипеть дверью, и на цыпочках подошел к кровати.

Она спала нагая, откинув одеяло к ногам. Она лежала на боку, и распущенные волосы закрывали ей лицо. Два или три золотистых волоска чуть заметно подрагивали от ровного дыхания спящей. Жюльен долго смотрел на нее. Он узнал образ из своего сна. Но он понимал, что идеальный предмет его любви был лишь призраком, порожденным его сном или же сном Жюлиа. Неужели отныне ему суждено встречаться с ней только во сне?

Он похитил бы ее, если бы смог. Он унес бы ее в такую непроглядную ночь, что можно было бы не страшиться ни рассвета, ни пробуждения!

Тут он замечает невдалеке, на туалетном столике Жюлиа, что-то блестящее: это маленькие ножницы. Он хватает их и почти безотчетно быстрым движением отрезает золотые нити, подрагивающие у рта Жюлиа, — этого видения, этого призрака!

Затем он медленно выпрямляется и тихонько выходит из комнаты, сжимая в руке крохотную прядку волос. Возвратившись к себе, он зажигает лампу над изголовьем кровати, затем с бьющимся сердцем разжимает ладонь — и замирает от счастья: волосы существуют на самом деле!

Глава четырнадцатаяШарль увозит Жюлиа в дорогом автомобиле

На следующее утро Жюльен, Жюлиа и Пуна отправились на велосипедах в сторону Германта. Неширокая дорога поднималась по отлогому склону холма, среди зелени и птичьего щебета.

Они остановились передохнуть. Внизу простиралась приветливая долина Сен-Лу, с деревней, церковью XIII века и водонапорной башней более поздней постройки. А еще дальше в легкой дымке ясного и теплого июльского утра виднелась шиферная крыша родового замка.

Жюльен показал на стоявшую на обочине дороги маленькую заброшенную ферму, кругом заросшую сорняками и ежевикой.

— Помнишь наш пикник в прошлом году?

Перейти на страницу:

Все книги серии Мастера. Современная проза

Последняя история Мигела Торреша да Силва
Последняя история Мигела Торреша да Силва

Португалия, 1772… Легендарный сказочник, Мигел Торреш да Силва, умирает недосказав внуку историю о молодой арабской женщине, внезапно превратившейся в старуху. После его смерти, его внук Мануэль покидает свой родной город, чтобы учиться в университете Коимбры.Здесь он знакомится с тайнами математики и влюбляется в Марию. Здесь его учитель, профессор Рибейро, через математику, помогает Мануэлю понять магию чисел и магию повествования. Здесь Мануэль познает тайны жизни и любви…«Последняя история Мигела Торреша да Силва» — дебютный роман Томаса Фогеля. Книга, которую критики называют «романом о боге, о математике, о зеркалах, о лжи и лабиринте».Здесь переплетены магия чисел и магия рассказа. Здесь закону «золотого сечения» подвластно не только искусство, но и человеческая жизнь.

Томас Фогель

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза