Если бы у скрежета был цвет, он выглядел бы именно так. От него хочется заткнуть уши и зажмурить глаза, но я не имею возможности сделать ни то, ни другое. И уже не могу притвориться, будто не знаю ее намерений. Лгать себе возможно лишь при жизни, после – уже поздно.
Этот скрежет не унять. Он коверкает все цвета, меняет очертания. Она сама нанизала себя на него, как на стальную булавку, и уверена, что та делает ее сильной. Но я смотрю с той стороны, откуда все предстает без искажений.
Она безумно боится, что ее узнают. Этот страх так силен, что она будет убивать каждого, кто осмелится раскрыть ее тайну.
– Итак, у нас есть мотив, – сказал Илюшин. – В смысле, не у нас, а у тебя, Маш.
– И, предположительно, улика, – виновато добавила она.
Сергей покосился на обоих и пожал плечами:
– Это не мотив, а детский лепет.
– …который перестанет быть таковым, как только найдут отпечатки твоей жены на ноже.
–
– Если, – согласился Илюшин.
– Звучит не очень обнадеживающе… – пробормотала Маша. – Слушайте, давайте уедем отсюда завтра же, а? Пускай все это продолжается без нас.
– Напротив, – возразил Илюшин, – давайте останемся.
– Согласен. – Бабкин долил себе еще чаю и выпил одним глотком. – Нам нельзя сейчас отходить в сторону, Маш. Ты видела следователя.
– Я бы не стал пускать дело на самотек, надеясь на профессионализм товарища Викентьева, – вкрадчиво согласился Илюшин.
Маша вспомнила профессионализм товарища Викентьева, и лицо ее приобрело недоброе выражение.
– Но вы же не можете расследовать дело частным порядком!
– Почему же? Можем. Серега, брось мне сахар. – Илюшин ловко поймал белоснежный кубик. – Просто мы не будем называть это расследованием. Беседовать со свидетелями нам никто пока не запрещает. И, на наше счастье, все они остались здесь.
Маша задумалась.
– Ты не знаешь, камеры в коридорах есть? – вполголоса спросил его Бабкин.
– Знаю – нет. Первым делом спросил на ресепшене.
– То есть вообще никакой фиксации. Здорово! Кто угодно мог войти в номер. Не обязательно это был кто-то из Машкиной тусовки.
– А я сразу предложил горничную! – Илюшин с хрустом разгрыз рафинад белыми зубами. – Или у меня есть еще одна кандидатура. В холле периодически проплывает дама, не знаю, как ее должность называется… Старшая над девицами.
– Бандерша!
– Чувствуется знание предмета, – одобрил Макар. – Да, кто-то в этом роде. Грива как у льва, взгляд такой же, и из пасти несет сожранной антилопой.
Маша очнулась от задумчивости:
– Вы о ком?!
– О старшем администраторе отеля, судя по всему, – пояснил Бабкин. – Она задела в Макаре самые чувствительные струны души. Он готов жениться.
– Демоническая тетка! – Илюшин удовлетворенно потер руки. – Тютелька в тютельку подходит на роль убийцы.
– Пока на роль убийцы подхожу я!
– Не льсти себе, Мария.
Она хмыкнула. Является ли оскорблением его уверенность, что она не способна нанести человеку шестнадцать ножевых ранений?
Бабкин встал и потянулся, покрутил головой, разминая шею. «Как мы до ужаса обыденно себя ведем, – подумала Маша. – Рогозина мертва. Я нашла ее тело восемь часов назад. Такое чувство, будто прошло двое суток, не меньше. Но меня по-прежнему поражает не столько ее смерть, сколько тот факт, что одна из нас ее убила. Не то чтобы это не укладывалось в голове – ровно наоборот. Я могу представить каждую из бывших одноклассниц на этом месте. Включая себя, несмотря на всю уверенность Макара в обратном».
Она налила очередную порцию волшебного илюшинского чая, горького как хина. Спать не хотелось, непонятно, от чая или нет. Невозможно представить, что она ляжет в кровать, обнимет мужа и спокойно заснет.
– Серега, покажи мне свой блокнот, – попросил Макар.
– Держи. Что ты хочешь там найти?
Илюшин быстро перелистал первые страницы.
– Подтверждение своей догадке, кто убил Рогозину.
Маша поперхнулась чаем. Бабкин так и застыл с поднятой рукой.
– Ты шутишь, – откашлявшись, выдохнула она. – Сережа, он же шутит?
Бабкин молчал и озадаченно рассматривал Макара. С одной стороны, невозможно за час вычислить убийцу, выслушав от свидетеля пересказ событий. Так только в книжках бывает, да и то в таких, которые в наше время уже не печатают – читатели засмеют.
С другой стороны, это же Илюшин…
Макар редко основывался на фактах. Нет, он принимал их в расчет, но, обладая обостренной интуицией, больше полагался на нее. В двух случаях из десяти это приводило к ошибкам. В остальных восьми – к верному ответу.
Он замечал не то, что видели все остальные. Если бы Бабкину и Макару раздали по блокноту и попросили описать одно и то же событие, происходившее на их глазах, записи получились бы кардинально разными.
Сергей описывал, что люди делают.
Макар описывал, что они при этом чувствуют.
При этом психологию он считал лженаукой и никогда не мог или не желал объяснить, на чем основывает свои выводы.