Нежные объятья апокалипсиса (СИ)

Кирилл сам забил все окна фанерой и досками, заклеил все щели полиэтиленом. Сам разобрался, как работает отопление. Постепенно более или менее наладился быт. Уйти под упругими струями дождя в город, залезть в универмаг, взять еды, вернуться, согреться, просушить одежду. И дальше ждать, слушая, как капли дождя выбивают дробь по крыше. В первый год дождь шел месяцев двенадцать-тринадцать. Ждать было долго, но еще было чего ждать. Ливни стихнут, и можно будет начать искать близких.

Подобных мест, где ютились выжившие, вокруг города было еще семь-восемь. В первое лето Кирилл обошел их все: ни родителей, ни друзей, ни даже просто знакомых лиц.

На тумбочке в изголовье кровати приютился стакан с янтарной жидкостью. Чай? Кирилл протянул руку. Янтарь пах коньяком. Ком подступил к горлу, и Кирилл поставил стакан обратно. Странно, что он в своей комнате. Кирилл абсолютно не помнил, как вернулся. И странно, что он вообще здесь оказался. Пили они всегда дома у Тохи и Глеба. Там он обычно и ночевал. Черт, вспомнил, точно. Они же с Тохой повздорили из-за той рыженькой.

В день белого вина была та, темненькая, Карина. Пару раз они ее с парнями видели, когда возвращались из города через дальний конец поселка. А тут она к ним пришла. Белое вино, десятки уже пустых бутылок со странными испанскими названиями валялись повсюду. В общей комнате было накурено. «Наша гостевая» — как ее именовали Тоха и Глеб. Все разошлись по комнатам, кто-то ушел к себе домой. Какой-то смутно знакомый парень мирно дремал в углу на диване. В обнимку с ним лежала Машка. Тоже мирно спала. Ее рука была запущена в расстегнутые штаны парня.

Притушенное пламя керосиновой лампы совсем чуть освещало комнату. В углу новогодними игрушками и мишурой блестела наряженная елка. Кирилл был пьян, и все немного кружилось. Карина засмеялась и что-то сказала ему. Он вроде кивнул и улыбнулся в ответ. Она сняла с себя одежду и аккуратной стопочкой сложила все на краю стола. Кирилл позвал ее. Карина расстегнула ему штаны, села на него, и он почувствовал, как входит в нее.

Но то было не вчера. Давно. Потом был светофор. В день абсента он уснул раньше всех. Под пивом они с Тохой и Глебом горланили песни до самого утра. Когда пили красное вино, снова пришла Карина, и они снова были вместе. А вчера он поругался к Тохой.

Они уже хорошо нагрузились коньяком. Тост, тост, тост. Новый год, белое вино, день рожденья, зеленый, желтый, красный. Красный — стоп-сигнал. Коньяк. Много коньяка. Много новых лиц. Рыженькая обращала на себя внимание. Миловидная, с блеском в глазах. То ли сама пришла, то ли привел кто-то. Карины не было. Кирилл и Тоха — оба стали за ней ухаживать. Потом из-за нее повздорили. Тоха сказал, что Кирилл трахает всех новеньких. Кирилл сказал, что это не так, он трахает только симпатичных новеньких. Тоха рассмеялся: так я про это и говорю. И Кирилл ушел домой. Нет. Он с силой ударил Тоху в лицо, крикнул: «Да трахай ты кого хочешь» — и ушел домой. Точно, так все и было. Вот почему он дома.

— Привет, милый. Как спалось? — голос прозвучал совсем рядом. Кирилл лежал на боку, после запаха коньяка его мутило, и он боялся заблевать постель. Чьи-то руки погладили ему спину. Он обернулся. С ним в кровати лежала та рыженькая. Кровь в голове запульсировала сильнее. Он попытался вспомнить, как ее зовут и не смог.

Рыженькая сказала, что ночью он был великолепен, и спросила, не хочет ли он повторить прямо сейчас. Он, видно, сказал, что-то не то. Рыженькая вспыхнула, обозвала его гадом и ушла. Ему было слишком хреново, чтобы попытаться ее остановить. Он закрыл глаза. Боль тисками сжимала виски.

Он, наверно, задремал, потому что, когда он вновь открыл глаза, солнце уже не светило в окно. Было тихо. Только из-за двери доносились приглушенные голоса.

Кирилл знал эти голоса. Два — Аркадия и Катьки. Еще два — так называемого дяди Миши и некого Ярослава Викторовича. Как звучат эти два голоса, Кирилл за последние месяцы выучил хорошо. Они часто бывали у них дома, и от раза к разу обсуждали детали грядущего отъезда.

Это началось, наверно, в середине зимы. Дядя Миша ходил по домам и убеждал людей оставить город, найти более-менее уцелевший поселок и начать все заново. Невысокий, полноватый, нескладный, дядя Миша напоминал юмористический персонаж из советских комедий. Никто не воспринимал его в серьез. К нему присоединился Ярослав Викторович, бывший военный, и тогда дела пошли немного лучше. Всю весну и пол-лета они все суетились. То проедут на грузовике, забитом какими-то коробками, то увидишь, как из газельки выгружают ящики, свертки, сумки, канистры.

Хотелось пить. Кирилл поискал в комнате воду. Ничего не нашел. Придется идти на кухню, мимо гостиной, откуда и шли голоса. Кирилл натянул спортивные брюки, поискал футболку, но не нашел. В шкаф лезть не хотелось. Пошел так. В голове пульсировало. Кирилл прошел мимо гостиной, голоса на миг стихли, а потом зазвучали вновь.