Нежные объятия

Элиза вырвалась из объятий кузины и увидела Мэта Эберли. Неужели он все это время был здесь? Она даже не заметила его. Мэт тоже обнял ее и завалил Элизу сочувствующими речами, пустыми, бесполезными словами, которые всегда произносятся в таких случаях. Наконец Элиза села за стол, и Мери принесла горячее блюдо с яичницей, сосиски и пирожные с клубникой. Потом на столе появился кофе с великолепной густой пенкой. Элиза машинально принялась за еду, удивляясь тому, как вкусна может быть пища. Острая сосиска. Сладкая клубника с маленькими семенами, скрипящими на зубах. Элиза ела жадно, чувствуя, что не может остановиться. Наконец от такого обжорства ей стало дурно, и она отодвинула от себя тарелку.

– Ну вот, очень хорошо, что к тебе вернулся аппетит, – оживленно воскликнула Мальва и стала рассказывать Элизе о распоряжениях и приготовлениях к похоронам, требующих ее одобрения. Закончила она словами: – Элиза… Мэт Эберли находится здесь, чтобы кое-что сообщить тебе. Я знаю, что сейчас не вполне подходящий момент для этого, но тебе необходимо его выслушать.

Элиза похолодела. Ее сердце учащенно забилось.

Она забыла, что Мэт Эберли – поверенный отца, и только теперь заметила, что он держит в руках распухший от судебных бумаг портфель.

– Я мог бы прийти и позже, – предложил Мэт.

– Нет, пожалуйста, расскажите мне обо всем сейчас, – взмолилась Элиза.

– Ну хорошо. Видите ли, обстоятельства таковы… Существует определенный юридический порядок… Дело в том, что…

Элиза почувствовала, что ее пальцы давно онемели, сжимая край скатерти. Она оглянулась на Мальву и увидела глубокую печаль в глазах своей старшей кузины.

– Перестаньте ходить вокруг да около, Мэт! Скажите прямо, в чем дело!

Адвокат съежился под пристальным взглядом Элизы, откашлялся, вытащил из портфеля бумаги и стал перебирать их. Наконец после долгой паузы Мэт произнес:

– Вы разорены, Элиза.

– Что?!

– Простите меня за прямоту, но это правда. Ваш отец… совершил несколько деловых просчетов. Достаточно серьезных. Он потерял все, включая этот особняк. Разумеется, у вас будет несколько недель, чтобы собраться и переехать. Я думаю, новый владелец не станет вас торопить, зная о несчастье, постигшем вас. Но тем не менее все сейфы должны быть вскрыты, все имущество вашего отца будет выставлено на аукцион. В том числе и завод, – безжалостно добавил Мэт после паузы. – Завод Эмсела. Он тоже утрачен.

– Нет! Только не завод, – прошептала Элиза. Коптящие трубы и огненный жар мартеновских печей были частью ее жизни. Отец с детства брал ее с собой на завод. Трудно сосчитать, сколько раз она была там. Сотни? Тысячи? Рабочие в цехах знали ее по имени, помнили, когда у нее день рождения…

– Мне очень жаль, – сказал Мэт.

Элиза не могла прийти в себя от услышанного. Просчеты? Какие просчеты? Особняк ей уже не принадлежит. Она разорена. Все это похоже на какой-то розыгрыш, как с тем мулом в цилиндре, о котором рассказывал папа.

Элиза встряхнула головой, пытаясь привести в порядок расстроенные мысли, но у нее ничего не вышло. Тогда она умоляюще посмотрела на Мальву, потом на Мэта и натолкнулась на одинаково обескураженные лица с взволнованными, избегающими ее взгляда глазами.

Сердце Элизы сжалось от ужасного осознания – они не обманывают ее. Все сказанное – правда, от первого до последнего слова. Ее мозг как молния пронзила мысль: так вот что тяготило папу последние недели, так вот что означали его странные слова о хищниках и кровожадных акулах в человеческом облике!

– Теперь никто не станет просить твоей руки, Элиза. – Голос Мальвы раздавался откуда-то издалека. – Вне всякого сомнения, ты должна жить у меня.

Элиза молча кивнула, задаваясь вопросом, когда же наконец к ней придет полное осознание случившегося и появится приступ острой, нестерпимой боли. Сейчас она бесчувственно и безучастно относилась к этой катастрофе, не в силах постичь ее до конца: любимый отец ушел из жизни, она лишилась всего, даже собственной крыши над головой. Кто виноват в этом? Почему у нее нет сил кричать, протестовать, призвать виновного к ответу?

Мэт красноречиво, со знанием всех тонкостей говорил что-то об игре на бирже, кредитах, банковских обязательствах, но Элиза не слушала его.

– Кто разорил моего отца? Чьих рук это дело? – Мальва и Мэт переглянулись, после чего Мэт нерешительно сказал:

– Он сделал это сам, Элиза, своими руками. Он…

– Перестаньте лгать мне! Перестаньте переглядываться! Не надо меня жалеть! Я хочу знать правду!

– Я сказал вам чистую правду, Элиза. – Внезапно к ней вернулись чувства, и первым из них была ярость – неистовая, раскаленная добела.

– Это ложь. Отец говорил мне о мошенниках, хищниках, которые, как добычу, подстерегают людей, честно ведущих свои дела. Я должна знать все и выяснить, кто довел моего отца до самоубийства!!! Никогда не поверю в то, что это случилось из-за каких-то, пусть даже крупных, просчетов в бизнесе! Да вы и сами в это не верите, Мэт. У вас на лице все написано.

Мэт облизал пересохшие губы, не зная, что ответить, но тут вмешалась Мальва: