Нежные слова

Хозяин погладил рукою
Лохматую рыжую спину:
– Прощай, брат! Хоть жаль мне, не скрою,
Но все же тебя я покину.

Швырнул под скамейку ошейник

И скрылся под гулким навесом,
Где пестрый людской муравейник
Вливался в вагоны экспресса.

Собака не взвыла ни разу,

И лишь за знакомой спиною
Следили два карие глаза
С почти человечьей тоскою.

Старик у вокзального входа

Сказал: – Что? Оставлен, бедняга?
Эх, будь ты хорошей породы…
А то ведь простая дворняга!

Огонь над трубой заметался,

Взревел паровоз что есть мочи,
На месте, как бык, потоптался
И ринулся в непогодь ночи.

В вагонах, забыв передряги,

Курили, смеялись, дремали…
Тут, видно, о рыжей дворняге
Не думали, не вспоминали.

Не ведал хозяин, что где-то

По шпалам, из сил выбиваясь,
За красным мелькающим светом
Собака бежит, задыхаясь!

Споткнувшись, кидается снова,

В кровь лапы о камни разбиты,
Что выпрыгнуть сердце готово
Наружу из пасти раскрытой!

Не ведал хозяин, что силы

Вдруг разом оставили тело
И, стукнувшись лбом о перила,
Собака под мост полетела…

Труп волны снесли под коряги…

Старик! Ты не знаешь природы:
Ведь может быть тело дворняги,
А сердце – чистейшей породы!

1948

Традиционный вечер 1949

Парень с синими глазами
Под моим окном стоит.
Парень теплыми словами
Мое сердце бередит…

– Вербы шепчут над рекою,

Ночь какая, посмотри!
Выходи, пойдем со мною,
Погуляем до зари.

Я б ответила, конечно:

Дескать, сам встречай зарю.
Но ведь это ж мой любимый,
Но ведь это мой сердечный…

– Ладно, выйду, – говорю.

Мы сидели над обрывом,
Месяц плыл наискосок,
Волны мягко, торопливо

Набегали на песок

Мой парнишка вдруг смутился,
Посерьезнел, замолчал,

Ближе сел, потом склонился

И меня поцеловал.
Я вскочила бы, конечно,
Рассердилась на него.
Но ведь это ж мой любимый,
Но ведь это мой сердечный…
Я смолчала, ничего.
В воскресенье он явился,
Постучался у ворот.
Весь, гляжу, принарядился,
Поманил к плетню и ждет.
Тут он, встав передо мною,
В пальцах ветку теребя,
Молвил: – Будь моей женою,
Не житье мне без тебя!
Я б ответила, конечно:
Мол, не к спеху… посмотрю.
Но ведь это ж мой любимый,
Но ведь это мой сердечный…
– Глупый, сватай! – говорю.

1950

Ревность