Нежные сумерки

Он посмотрел на нее, приподняв брови, словно ждал, что она скажет в ответ. Но Дороти в ужасе вдруг поняла, что не может вспомнить, о чем они говорили. Ах да, бутерброды! Как он мог так целовать ее и так смеяться, а потом ждать, что она будет, есть бутерброды?

— А разве не я у нас за повара? — проговорила Дороти в смущении.

— Ну можешь приступить к своим обязанностям с сегодняшнего вечера. Я не хотел отрывать тебя от представления.

Они ели бутерброды в старом кабинете Стива. Дороти обнаружила, что утренний поцелуй пробудил в ней невероятный аппетит: простые бутерброды с говядиной показались ей такими вкусными! Она сидела на краешке треснутого кожаного кресла своего дяди и уминала их за обе щеки.

— Как ты собираешься управиться с этой горой? — проговорила она с набитым ртом, оглядывая ворох бумаг, раскиданных по комнате. К счастью, Гатри перестал улыбаться, но все равно даже в том, как он сидел и ел свой бутерброд, было что-то притягательное для Дороти, и она поспешила сосредоточить свое внимание на беспорядке в комнате.

— Сначала я займусь этим столом. Как только он освободится, мы сможем перетащить его в новую комнату и будем туда складывать разобранные бумаги. — Он потянулся за кофе. — Я тут обнаружил кое-что из личных вещей Стива, — продолжал Гатри, кивнув на коробку, лежавшую на краешке стола. — Ты, возможно, захочешь взглянуть на них.

Дороти отряхнула крошки от бутерброда и придвинула коробку поближе к себе.

— А что там за вещи?

— Письма, документы, старые фотографии, ну, всякое такое. Я их особо не рассматривал, зато вот что я нашел. — Он протянул ей фотографию, и Дороти с любопытством посмотрела на нее.

— А, я помню, когда она была снята! — произнесла она с восторгом. На карточке была изображена она с дядей в саду, около их дома. На ней была соломенная шляпа, лицо сияло улыбкой. Стив стоял рядом и выглядел скорее застенчиво.

— Милый дядя Стив! — проговорила Дороти, с любовью глядя на фотографию. — Он никак не хотел фотографироваться, но вышел хорошо, правда?

Гатри кивнул.

— Он всегда выглядел одинаково. Это ты изменилась.

— Я? — Дороти с удивлением стала рассматривать свое изображение. — Ты так думаешь? — проговорила она с тревогой. — Может, это из-за шляпы? Или, может быть, потому, что я постарела на два года?

Гатри улыбнулся и протянул руку за фотографией.

— Нет, дело не в этом, — сказал он наконец, оторвав убийственно-острый взгляд от фотографии. — Ты выглядишь здесь еще девочкой. А сейчас ты больше похожа на женщину.

Дороти опять почувствовала волнение. Едва она сумела на несколько минут забыть о том поцелуе, как Гатри сам напомнил ей о нем. Казалось, сам воздух был пропитан этим воспоминанием. И оно настигло их по очереди.

— Интересно, что тут еще есть, — проговорила Дороти нетвердым голосом и склонила голову над коробкой, стараясь скрыть предательскую краску щек.

Ее пальцы дрожали, когда она вытащила на свет пачку писем. На некоторых изрядно потрепанных конвертах Дороти узнала свой собственный почерк; ей приятно было думать, что старик бережно хранил ее письма. Сам он был неважным писателем и никогда не отвечал на ее послания, но Дороти все равно писала длинные письма, полные сплетен о людях, с которыми Стив встречался во время своего пребывания в Лондоне.

Среди писем попадались и фотографии, некоторые Стиву подарили в Англии, но были и старые, потемневшие от времени. На одной из них Дороти узнала свой дом, который когда-то, еще до ссоры, после которой Стив отправился искать счастья за океан, был также родным и для ее дяди. Она взяла эту карточку в руки, с особым чувством глядя на этот изящный старинный дом в окружении нескольких невысоких зеленых холмов. Если она заскучала по нему после нескольких дней, проведенных вдали, то, что же тогда должен был чувствовать Стив, проведший в изгнании более пятидесяти лет? Несомненно, время от времени он тосковал по мягкой пышности Англии.

Под кипой писем Дороти обнаружила маленькую старинную шкатулку.

— А что это такое?

Гатри пожал плечами.

— Не знаю. Я не открывал. Я подумал, что раз он завещал все тебе, то тебе и следует все посмотреть.

Дороти раскрыла шкатулку. Там лежали тоже письма, только очень старые и поблекшие, а также фотография молодой женщины с большими томными глазами, характерными для старинных студийных фотопортретов. Судя по платью, фотография была сделана где-то в начале тридцатых; Дороти обратила внимание, что фотография была разорвана на четыре части, а затем аккуратно склеена липкой лентой.

— Посмотри-ка. — Она протянула карточку Гатри. — Интересно, кто это?

Гатри заглянул на оборотную сторону фотографии.

— Джулия, — прочел он. — Только не сказано, что за Джулия.

— Должно быть, это несчастная любовь дяди Стива, — затаив дыхание проговорила Дороти, роясь в письмах. — Они все от нее — бедный дядя Стив, по всей видимости, был не в силах выбросить их.

— Стив вообще был не в силах выбрасывать, что бы то ни было, — отозвался Гатри без особых эмоций. — Достаточно оглядеться вокруг, чтобы убедиться в этом.