Учитывая эти условия и жесточайшую конкуренцию, не было ничего удивительного в том, что две дюжины копировщиков, проходивших тренинг, носились по отделу новостей, как крысы по лабиринту. Но все равно мы были спокойнее редакторов, некоторые из которых, казалось, вот-вот тронутся умом. Одни пили пиво во время работы. Другие бегали в бар через дорогу в перерывах между правками, чтобы перехватить что-нибудь более крепкое. И все курили. Курить не только разрешалось, это было необходимо, и, как правило, смог в отделе новостей был сильнее, чем туман над заливом Манхассет. Один печально известный редактор начинал свой день с раскуривания трубки, затем после полудня переходил на сигары, а за час до выпуска курил «Кэмел» без фильтра одну сигарету за другой. Он выглядел на сто пятьдесят лет и из копировщиков вынимал душу. Его прозвали Курящий Дьявол, и несколько копировщиков предупреждали меня, чтобы я держался от него подальше.
Хотя «Таймс» напоминала мне Йель — слишком много умников в одном месте, — меня это не смущало. Я чувствовал себя там как дома. Скорее всего, из-за старой мебели, заляпанного оранжевого ковра и засоренных унитазов. Годы, проведенные в дедушкином доме, стали идеальной подготовкой. Но, конечно, настоящей причиной моего относительного спокойствия были «Пабликаны». Что бы ни случалось в отделе новостей в течение дня, я знал, что вечером меня ждут в баре. Я всегда мог рассчитывать, что ребята из «Пабликанов» подбодрят меня, а женщины подскажут, как лучше одеться. Все корреспонденты «Таймс» носили стильные подтяжки, галстуки того же цвета и ботинки с закругленными носами — большие, без швов, похожие на каноэ, — и хотя у меня не было денег на подобные вещи, мои бывшие коллеги из «Лорд энд Тейлор» подсказали мне, как улучшить гардероб. Они научили меня «одалживать» одежду в универмагах. Подтяжки и галстуки можно взять «померить», а потом вернуть. И я всегда буду благоухать «ароматом успеха», если буду заходить в магазин по дороге на работу и брызгаться пробниками.
Я был безумно счастлив. По многу часов я трудился в отделе новостей и добровольно соглашался работать дополнительно. Даже в выходные я заходил в здание газеты, притворяясь, будто работаю и очень занят. Если я не мог найти себе дела, я шел в «морг», где хранились архивы всех статей «Таймс» со времен гражданской войны, и читал там работы лучших корреспондентов, изучая их стиль. Однажды мне пришло в голову спросить у женщины, которая заведовала «моргом», нет ли у нее досье на моего отца. Досье имелось. Оно было тоненьким, но захватывающим. Я принес его в отдел и уселся читать, будто это документы Пентагона. Одна статья, написанная как раз после того, как «Битлз» появились в шоу Эда Салливана,[72]
называла моего отца экспертом по рок-н-роллу. Читая, я стал насвистывать «Я хотел бы держать тебя за руку».— Кто, черт возьми… свистит?! — завизжал Курящий Дьявол.
Толпа корреспондентов и редакторов прервала работу и повернула головы.
— Я! — пришлось мне признаться.
— Свист в отделе новостей может накликать беду, придурок!
Все смотрели на меня. Я не знал, что сказать. Когда все, усмехаясь, вернулись к работе, я взглянул на часы на стене. Полшестого. Если я уйду прямо сейчас, я успею на «счастливый час» в «Пабликанах».
Пристыженный, я шел к Пенн-стейшн и заметил толпу возле отеля «Пента». Пожарные машины. Полиция. Толпы зевак.
— Что происходит? — спросил я у женщины.
— Отель горит!
— Здрасьте, это Джей Ар Морингер! — сказал я. — Я здесь у «Пенты», и похоже, что отель объят пламенем!
—
— Джей Ар Морингер. Новый копировщик.
— «Пента»… горит? Ты чувствуешь
— Да, сэр. Жжет мне нос. Густой дым.
— Господи Иисусе! Хорошо, сейчас я тебя соединю с репортером. Скажешь ему, что ты видишь. Опишешь все в красках. Потом найдешь кого-нибудь, кто там главный. Боб, запишешь со слов парня, его зовут Джиллермо Вингер!