Нежный бар

— Сын вчера сказал мне, что в газетах неверно указывают их фамилию, включая, кстати говоря, и «Таймс». В нашей первой заметке про стрельбу фамилия была указана как «К-е-л-л-е-й». Я спросил сына: «К-е-л-л-е-й, да?», имея в виду: «Так пишется ваша фамилия, верно?» Он ответил «да», имея в виду: «Так ее ошибочно пишут в других газетах». Вот такая вышла путаница.

Редактор взял карандаш, покатал его по столу, потом уронил. Похоже было, что он хочет проделать то же самое со мной. Его взгляд кричал: «Ты труп, пацан». Я удерживал его взгляд так долго, как только мог, а потом опустил голову. Я заметил, что у него красивые подтяжки. Бежевые, с изображениями гавайских девушек. Я недавно видел такие в витрине магазина эксклюзивной мужской одежды в Ист-Энде.

— Мы напечатаем поправку, — спокойно сказал редактор.

— Хорошо.

— Я подготовлю поправку и отправлю ее тебе. Посмотришь и скажешь, все ли верно.

Я вернулся к столу и стал ждать задания на день. Единственное, что мне прислали, была поправка: «В заголовке под фотографией и в статье в субботнем выпуске, посвященной встрече в память о погибшем мужчине из Бруклина, его имя было указано неверно. Погибшего звали Стивен Келли».

Позже, впервые за двадцать семь дней сидя в «Пабликанах», я рассказал дяде Чарли, что натворил. Он шарахнул бутылкой о стойку.

— Как такое могло произойти? — спросил он.

Я не мог понять, рассержен он или просто разочарован.

Мне хотелось позвонить маме, но в телефонную будку стояла очередь и никто из ожидающих не замечал, что у телефона кто-то заснул. Ну и пусть. Всего несколько часов назад я представлял себе триумфальный телефонный звонок, я собирался сказать матери, чтобы она выбирала курсы, что я отправлю ее в Аризонский государственный университет. Мне нужно было время, чтобы привыкнуть к новой реальности.

Я был абсолютно пьян, когда ко мне подошел Боб Полицейский.

— Трупы, которых я вылавливаю из гавани, выглядят лучше, чем ты, — заметил он.

Я рассказал ему о случившемся.

— Как такое могло произойти? — удивился он.

— Я не знаю.

Боб вздохнул.

— Ну, что ж. Забудь об этом. Ты же не нарочно. Для этого к карандашам и приделывают ластики.

— Ты не понимаешь, — заговорил я сердито. — Эти несчастные сыновья! Сначала какой-то полицейский убивает их отца, потом появляюсь я со своим дурацким блокнотом и окончательно все порчу. И уже ничего не исправишь. Ошибка растиражирована в миллионах экземпляров. Они повсюду, эти миллионы копий, кричащие о моей некомпетентности. И когда газеты выбросят, ошибка все равно останется. На микрофильме. В копиях. И это не просто ошибка в «Сакраментской пчеле». Я сделал ошибку в газете, которую читают все. Из-за меня придется печатать поправку. И хуже всего то, что я ошибся не в возрасте героя или цвете кожи. Я сделал ошибку в его имени. Уж что-что, а имя-то я должен был написать верно!

Я видел, что Боб Полицейский смотрит на меня во все глаза. Я предполагал, что он внимательно слушает, но теперь понял, что мой монолог его взбесил. Он выглядел оскорбленным, а его взгляд был таким пристальным, что я почти протрезвел. Он хотел сказать что-то важное. Но, что бы это ни было, Боб проглотил слова, а вместо этого спросил:

— Почему «что-что, а имя-то ты должен был написать верно»?

— Потому что…

Теперь была моя очередь глотать слова. Я мог бы объяснить ему, почему имена имеют для меня такое значение, но чувствовал, что откровений на сегодня достаточно. Когда я покачал головой и сказал «давай забудем об этом», мы оба уставились на гениталии из цветного стекла авторства Чокнутой Джейн. В конце концов Боб Полицейский положил мне руку на плечо.

— Приходи завтра на работу, — сказал он, — и веди себя как ни в чем не бывало. Нет. Не веди себя как ни в чем не бывало. Они подумают, что ты псих. Веди себя так, будто что-то произошло, но ты выше этого.

— Да.

— Поверь мне. Это не так страшно, Джей Ар. Ты еще не знаешь, что такое настоящие ошибки.

37 БОБ ПОЛИЦЕЙСКИЙ

По окончании испытательного срока завершилось мое воздержание от алкоголя. С чувством мести я вернулся в «Пабликаны» на полную смену. Я прятался в баре, как в норе, баррикадировал себя там, став неотъемлемой частью обстановки, как музыкальный автомат и Твою Мать. Я ел в «Пабликанах», оплачивал свои счета в «Пабликанах», делал телефонные звонки из «Пабликанов», отмечал праздники в «Пабликанах», читал, писал и смотрел телевизор в «Пабликанах». Даже на письмах я иногда указывал адрес «Пабликанов» в качестве обратного адреса.

Не меньше, чем в хлебе и воде, я нуждался в ежедневных приветствиях посетителей бара, чтобы все поворачивались ко мне с таким видом, будто ничего не случилось ни со мной, ни с миром. «Держите меня, — говорил один бармен, — гляньте-ка, чем стошнило кошку!» «Как дела в Глокка Морра?»[99] — спрашивал другой. «Смотрите. Кто. Пришел», — говорил дядя Чарли, и это было мое самое любимое приветствие.

Однажды вечером, войдя в дверь, я увидел Джо Ди за стойкой. Он поднял глаза от газеты.

— Это место как липучка для мух, — сказал он ухмыляясь. — Ловит всех на лету.