– Они все выходят замуж раньше, чем я успеваю сосредоточиться, – с лету сочинил Астраханцев. – Ну что? Тронулись?
Он встал на ноги, поднял рюмку повыше и двинул ее в направлении Любы, чтобы чокнуться.
– За то, чтобы у нас все получилось, – застенчиво сказала она, дотронувшись своей рюмкой до его.
Она тоже поднялась и смотрела на него снизу вверх со смешным воробьиным задором.
– Только чтобы залпом и до дна, – наставительно сказал зачинщик пьянки. – Вот хлебушком с колбаской потом закусите.
Он придвинул к ней тарелку с вышеозначенными продуктами и, словно для примера, слопал кусок колбасы. Нервно прожевал и проглотил, не сводя глаз с Любы. Она закрыла глаза и маленькими глотками выпила водку, в самом конце сильно запрокинув голову.
– Молодец, – похвалил Астраханцев, ни на секунду не забывая, что ему предстоит ее поцеловать.
Это было такое волнующее переживание, что он едва не приплясывал на месте. Он даже не помнил, когда в последний раз до такой степени сходил с ума от женщины. Может, и никогда не сходил. По крайней мере, чтобы вот так, слету, потерять рассудок...
Несмотря на хлебушек с колбаской, Люба почти сразу поплыла, глаза ее сделались влажными, взгляд затуманился. Смутные и бурные чувства захватили ее, сжав горло, словно тисками. Она ощущала, что там застряли слезы, но откуда они взялись и отчего ей снова хочется плакать, понять было невозможно. Казалось, что она уже выплакалась, но вот, поди ж ты...
– Хорошая водка, – сказала она вслух, с нажимом выталкивая слова. И обескуражено добавила: – Вы уже какой-то... нерезкий.
Он действительно поплыл у нее перед глазами, но это не водка была виновата, просто подходили слезы – кипучие, страстные и неотвратимые, как стихия.
– Ну что? Готовы? – спросил Астраханцев тоном змея-искусителя.
Ему даже в голову не приходило, какие сильные чувства владеют женщиной, с которой он затеял игру. С его точки зрения, вечер проходил довольно весело. Да, сам он немножко нервничал, но и только. Это было даже пикантно, черт побери.
– Конечно, хорошо решить заранее, как все будет, – тонко и жалобно сказала Люба, моргнув несколько раз подряд. – Но мне кажется, все должно происходить как-то иначе...
– Как? – спросил Астраханцев густым теплым голосом, осторожно подступив ближе. В его глазах раскрылась темная манящая глубина, он смотрел пристально и жадно.
– Не знаю, но по-другому, не так!
Лицо ее вдруг как-то смялось, губы поехали в сторону, глаза налились влагой, готовой пролиться через край.
– Эй, вы чего это? – изумился Астраханцев и чуть не икнул. Хорош бы он был...
– Я ничего, – ответила Люба дрожащим голосом.
К ее глазам все прибывали и прибывали слезы, и наконец плотину прорвало. Как честный человек, Астраханцев подставил под водопад собственную грудь. Люба прижалась к ней, всхлипнула один раз, потом другой и в коце концов расплакалась навзрыд, сотрясаясь всем телом и длинно подвывая. Астраханцев стал заглядывать ей в лицо, брал ее за подбородок, но она вырывалась, мотала головой и снова пряталась, не в силах побороть приступ отчаянья.
– Да что это вы разревелись как белуга? – Он искренне не понимал, что произошло. Только что она была веселой, живой, хотела целоваться и для храбрости даже пила с ним водку. И вдруг кинулась плакать, да как! – Немедленно прекратите разводить сырость! Вы меня просто пугаете. Никогда еще женщина не билась в истерике только потому, что я собрался ее поцеловать! Подумайте сами, в какое вы меня положение ставите. Просто позорите.
– Я не позо-о-орю-у-у-у!
– Унижаете!
– Не унижа-а-аю-у-у-у!
– Да что с вами, в конце-то концов?!
– Дмитрий, миленький, все не так! – проговорила Люба, сладостно всхлипывая.
Потом взяла его за руку и потянула изо всех сил.
– Куда вы меня тащите? Рыдает и тащит, – удивленно бормотал он, тем не менее поддаваясь ее напору и следуя за ней по пятам.
Она провела его в комнату и усадила на диван. Он обалдело сел, подчиняясь ей, – она толкнула его обеими руками, заставив откинуться на мягкую спинку, а сама присела с краешку, боком, словно собиралась вот-вот вскочить и умчаться. Сцепила руки и принялась переплетать пальцы, а потом стала теребить край своей кофточки, которая, наверное, казалась ей целомудренной, но для Астрахнцева была средоточием соблазнов, потому что слишком многое приоткрывала и обтягивала.
– Давайте, рассказывайте, что не так, – сердито сказал он. Сердился он, правда, не в серьез. Скорее, был расстроен. – Чем я вас так обидел?