Нежный холод

Мадам де ла Фонтен — самый молодой педагог в школе имени Святой Милдред. У нее длинные светлые волосы, иногда она носит джинсы с какой-нибудь необычной футболкой и пиджаком, что смотрится очень не по-учительски, как по мне. Выглядит она порой так, будто на жизнь зарабатывает где-то еще, а не в школе. Хотя, возможно, это всего лишь предубеждение, посеянное в наших головах всеми теми учителями, которые не вылезают из полиэстеровых платьев в цветочек и колготок, кажущихся им единственным приемлемым вариантом одежды.

А еще я люблю мадам ДЛФ, потому что она почти никогда не повышает на нас голос, и это очень ценно.

Сейчас она подошла к своему столу и не прекращает крутить обручальное кольцо вокруг пальца.

— Les filles. Случилось нечто, я знаю, что некоторые уже обсуждали dans les messages texte^[6] за обедом. И новости очень печальные, поэтому школа решила сделать официальное заявление. Пожалуйста, отложите ваши ручки и карандаши.

Кэрри кладет ручку на стол с едва слышным щелчком.

Тут же кто-то за моей спиной шепчет:

— Какого-то пацана убили.

Но мадам де ла Фонтен этого не слышит. Она вытягивает руки по швам, пытаясь перестать крутить обручальное кольцо, словно это несолидно.

— Мальчик. Мальчик из академии Олбрайт, которого некоторые из вас наверняка знали, был найден… мертвым. Его звали… Тодд Майер.

…

Никогда о нем не слышала.

Некоторые девочки в классе прикрывают рты ладонями. Некоторые явно чувствуют облегчение, потому что уже знали, что какого-то мальчика убили. Одна девочка выглядит так, словно ее вот-вот вырвет.

Еще одна сидит рядом со мной и все время вздыхает:

— Бог ты мой! Бог ты мой!

И непонятно, действительно ли эти девочки знали Тодда Майера или просто решили привнести драмы, потому что ученицы школы имени Святой Милдред особенно к ней склонны. Например, однажды во время землетрясения трех девочек отправили домой с паническими атаками.

Амплитуда колебаний составила порядка 0,0004 балла. По сути, земляной выхлоп. Но одна из девочек потеряла сознание, и ее пришлось везти в больницу.

Возможно, вы скажете, что все девчонки — слабачки, но нет, эти же самые девчонки играли до сломанных костей на хоккейном льду, так что все не так просто.

Мадам де ла Фонтен говорит, что произошедшее — трагедия и она поймет, если кому-то нужно будет обратиться в медпункт.

Как всегда, Лена и еще одна девочка моментально поднимают руки.

— В этой академии учится мой брат, — говорю я позже. Остаток французского я пробездельничала, да и потом не обращала на уроки никакого внимания. — В каком классе был тот парень?

Кэрри, как обычно, роется в карманах в поисках жвачки.

— По-моему, в двенадцатом.

— И Марк в двенадцатом, — отвечаю я.

Кэрри поднимает брови.

— О, точно, у тебя же брат учится в Олбрайт.

После уроков мы идем к фургончику с едой, на котором красуется странный портрет старика, целиком состоящего из картошки фри. Берем большую порцию напополам. Продавец напоминает человека, который способен изнасиловать тебя, если ты будешь в одиночестве разгуливать по парку. По крайней мере, я в этом убеждена, поскольку частенько смотрю «Закон и порядок». Там, кстати, рассказывали, как однажды человек умер оттого, что ему в зад засунули банан (понятное дело, это смертельно). Голова продавца похожа на папоротник, только вместо листьев — длиннющие седые волосы. Под носом у него усы, скорее похожие на старую щетку. Такие мог бы нарисовать на лице заскучавший пятилетний малец, а вот любой нормальный человек сразу бы их сбрил. Этот видок и делает его похожим на преступника.

Но это только мое мнение.

Правда, картошку он продает дешево. Так что на его преступную внешность я предпочитаю закрывать глаза.

Кэрри худенькая и может есть вообще что угодно без вреда для фигуры. Она рассказывает, что в молодости ее мама была точно такой же, но с возрастом стала просто огромной.

— Знаешь, как морж в ботинках, — говорит Кэрри, отправляя картошку деревянной вилочкой в рот. — И когда мне стукнет лет двадцать, придется определиться, бросать есть всякую дрянь или становиться моржом.

— Думаю, моржи клевые, — отвечаю я. — Крепкие такие. Надежные.

— Ну, не все моржи, — возражает Кэрри. — Это как сказать… что все бобры крутые.

— Естественно. Понятное дело, не все моржи крутые, — соглашаюсь я, пытаясь разжевать горячую картошку с полуоткрытым ртом, чтобы заглотить хоть немного холодного воздуха и не обжечь внутренности.

Холодно, но если одновременно идти и есть картошку, то очень даже ничего. Жир из картошки растекается по венам и согревает кровь.

Я поддеваю картошку на вилку и смотрю, как от нее валит пар.

— Итак, пацан умер, — говорю я, пережевывая. — Обалдеть.

Кэрри тоже жует, и у нее изо рта вырывается пар.

— Да уж, обалдеешь, когда тебя убивают.

— А его что, убили? — Я останавливаюсь.

— Если бы он умер от рака, они бы не сказали «найден мертвым», — замечает Кэрри, ускоряя шаг.

— И то верно. — Я тоже ускоряюсь, чтобы нагнать ее. — Может, какой извращенец это сделал.

— Сто процентов. — Кэрри вжимает голову в плечи.