Нежный холод

Кэрри. Если бы тебе пришлось выбирать, смотреть фильм по Джейн Остин или фильм Джеймса Кэмерона, что бы ты выбрала?

Я. А есть ты что будешь?

Кэрри. Рыбные палочки.

Я. Тогда Остин.

Я. Только что в магазине видела Ширли Мейсон, и выглядела она как

Тишина. Четыре минуты.

Я что, сделала что-то не так? Они что, еще дружат? Нет же, правда?

Кэрри. Может, она на диете?

Я. Приятного аппетита.

Спустя пару часов мамина вечеринка набирала обороты, а я сидела внизу и смотрела реалити о знаменитостях, искавших и никак не находивших любовь. Параллельно я рассматривала старые школьные альбомы, которые по обыкновению лежали рядом с мамиными книжками. Толстые, обтянутые кожей, хранившие воспоминания о детских мучениях, они стояли рядом с блестящими разноцветными книжками о детских радостях. Самой известной была «Я маленькая, ты большой».

Вообще, понятия не имею, почему мои альбомы хранятся здесь, внизу, а альбомы Марка лежат в его комнате.

Может, мои по-прежнему важны для меня?

В шестом классе в школе имени Святой Милдред тема выпускного альбома звучала как «Друзья навсегда». На обложку поместили фотографию трех девочек, прыгающих через резинку. За ними была кирпичная стена, западная стена средней школы.

Фотография на обложке была цветная, сделанная в солнечный день, но внутри все фото класса оказались угрюмыми и черно-белыми. Нас выстроили ровными рядами, на всех форма — словно это не школьный, а тюремный альбом.

Я листала фотографии и остановилась на карточке нашего класса 6 «Д».

С пятого по десятый класс мы учились вместе с Кэрри и Ширли. На общем фото они сидели в среднем ряду рядом друг с другом. По центру. Где, само собой, и положено сидеть двум таким важным особам. Их коленки были повернуты друг к другу. На коленках — ладони. Улыбались они одинаково, словно о чем-то знали.

На этой зернистой черно-белой фотке я была в дальнем правом углу. Мы фотографировались в спортзале, за нами был растянут плакат с нарисованным на нем плющом. На фото я смотрела вниз. Казалось, будто вся моя голова — сплошной комок волос.

Я услышала, как наверху рассмеялась мама. И захлопнула альбом.

Пора перекусить!

На кухне пахло вином и сыром. Из комнаты в комнату сновали подвыпившие детские писатели, то обвешанные звенящими браслетами, то необычайно бородатые или и то и другое вместе. Я же в это время клевала чеддер и маленькие булочки из крутой пекарни. Угощения все еще лежали в розовых коробочках на слегка помятых белых салфетках.

Пока я была увлечена процессом запихивания эклера в рот, я заметила на кухонном столе газету. Эту газету мы выписывали по настоянию папы, потому что он был убежден, что из-за интернета наше с Марком поколение скоро разучится читать. Естественно, ни я, ни Марк ни разу не читали эту газету за все те десять лет, что наша семья ее выписывала. Но папа, само собой, об этом не догадывался, потому что дома его никогда не было.

Газета уже впитала в себя основную грязь с вечеринки. По всей нижней половине первой полосы было размазано что-то похожее на гуакамоле, вытекшее из бумажной тарелки. Сверху лежали скомканная салфетка, измазанная помадой, и несколько липких ножей для сыра. В углу полосы стоял полупустой бокал красного вина. Но даже под этим мусором хорошо проглядывалось фото под заголовком: «Полиция продолжает поиск убийцы школьника».

На фото был запечатлен черноволосый мальчик. Передние пряди выглядели немного длиннее остальных. У него были темные густые брови. Пожалуй, слишком густые. Он смотрел на меня своими темными бездонными глазами прямо с газеты на кухонном столе.

Но мальчик на этой фотографии разительно отличался от того придурковато улыбавшегося Тодда Майера, которого показывали в новостях и в интернете. Этот парень был другим.

И я его знала.

Я, мать вашу, его видела. Прямо здесь.

Он стоял на нашем крыльце. Месяц назад? Перед зимними каникулами? А может, сразу после Хэллоуина. Наверное, я запомнила его, потому что он позвонил в дверной звонок. Потому что кто сейчас вообще звонит в чертовы дверные звонки? На нем был странный длинный шарф. Помню, я тогда еще подумала, эй, чувак, кто же сейчас так запросто является к кому-то на порог?

У него был низкий голос. Совсем как у взрослого. Он спросил Марка, Марк подошел к двери, втолкнул меня в висевшие рядом куртки и за руку втащил парня в дом.

Я не знала, как его зовут.

Без сомнения, это был Тодд. Тодд Майер, который сейчас был мертв.

Казавшийся пару минут назад вкуснейшим эклер просто встал поперек горла.

Позади раздались громкие биты восьмидесятых. Прогремел чей-то пронзительный крик:

— Вечеринка только начинается!

Тодд. Если ты можешь дышать, то можешь и лгать