Старая арабка как по волшебству появилась с двумя полотенцами в руках. Элизабет вздрогнула. Она не слышала, как служанка вернулась после выполненного поручения графини.
В эту минуту легкое движение воздуха сообщило о чьем-то присутствии. Рамиэль, а это был он, сделал несколько шагов в сторону Элизабет. Властная рука графини его остановила.
— Если присутствие моего сына смущает вас, Элизабет, я велю ему уйти.
В прекрасных бирюзовых глазах Рамиэля застыла боль. Если сейчас, в этой гостиной она откажет Рамиэлю перед лицом его матери, она больше никогда не увидит своего учителя. Они больше не будут вместе танцевать. И она никогда не услышит, как его мягкий, волнующий голос назовет ее» дорогая «. Элизабет с облегчением выдохнула.
— В этом нет никакой необходимости.
Через секунду перед ней уже стояла Жозефа с большим медным подносом в руках. Морщинистые веки старухи были опущены.
Элизабет внимательно наблюдала за происходящим. Рамиэль забрал у старой арабки тяжелый поднос и поставил его на стол перед графиней. Жозефа разразилась очередной тирадой на арабском. Рамиэль, не сводя своих бирюзовых глаз с бюста Элизабет, ответил служанке на ее родном языке.
— На английском, пожалуйста, — сделала замечание графиня. — Рамиэль, ты можешь сесть.
Тот расположился на ковре рядом с дамами, ловко скрестив ноги. Шейх в коричневом шерстяном костюме и твидовом пиджаке. Элизабет поправила свой наряд и чуть не соскользнула с кушетки прямо к нему на колени. Шелковая обивка оказалась более скользкой, чем мокрый лед.
Графиня принялась разливать кофе. Аромат крепкого, сладкого напитка щекотал ноздри. И тут Элизабет задала вопрос, который мучил ее с тех пор, как она познакомилась с графиней:
— У Рамиэля глаза отца?
Мать и сын весело рассмеялись. Элизабет напряглась. Она не любила быть объектом насмешек.
— Извините меня за мое любопытство.
— Это вы нас извините за нашу грубость. — Графиня протянула Элизабет изящную кофейную чашку на блюдце, ее тонкие края украшала позолота. — Мы до сих пор не можем решить, которая из семей одарила Рамиэля такими глазами. Совершенно точно, что не моя. С другой стороны, среди родных его отца тоже никто не мог похвастаться ничем подобным. Так что можно сказать — Рамиэль единственный в своем роде.
Да, Элизабет тоже так подумала, когда впервые увидела его. Лорд Сафир протянул ей блюдо с липкими на вид сладостями.
— Это пахлава, смесь теста и орехов в меде. Жозефа готовит ее лучше всех на Востоке, впрочем, как и на Западе.
— Это любимые сладости Рамиэля, — мягко добавила графиня.
Интересно, она послала за сыном, когда они купались? Элизабет торжественно взяла маленькое золотистое печенье, посыпанное орешками. Затем Рамиэль предложил блюдо графине. Она тоже, с напускной серьезностью, взяла кусочек пахлавы. Наконец, Рамиэль сам взял печенье. И тут, не сговариваясь, они одновременно попробовали нежное лакомство.
Элизабет показалось, будто каким-то непостижимым образом они стали одной семьей. Эдвард был сиротой, и свекрови у Элизабет не было. Так же, впрочем, как и мужа.
— Какое вкусное печенье. А что еще едят в Аравии?
— Ягненка, — графиня изящно слизнула мед с кончиков пальцев, — плов из риса.
Рамиэль поймал ускользающий взгляд Элизабет.
— Голубиные сердца, приправленные вином и специями.
— У арабов должен быть большой запас голубей, — колко заметила Элизабет, — или же они обладают умеренным аппетитом.
Бирюзовые глаза Рамиэля полыхнули огнем. Он не мог оторвать от нее голодного взгляда мужчины, перед которым сидит очень соблазнительная женщина.
— Арабы известны своими аппетитами, так же, впрочем, как и пристойным поведением.
Элизабет, не удержавшись, весело рассмеялась.
Глава 17
Элизабет все еще находилась под впечатлением от умиротворенной обстановки в доме графини. Она улыбнулась Бидлсу одной из своих редких улыбок — открыто и радостно.
— Пришли, пожалуйста, Эмму в мою комнату.
— Мистер Петре сейчас у себя в кабинете, мадам. — Взгляд Бидлса был устремлен поверх ее головы. — Он просил, чтобы вы поднялись к нему, как только вернетесь домой.
Это было, конечно же, глупо, но Элизабет испугалась. Ее пальцы судорожно сжали ридикюль.
— Спасибо, Бидлс. Скажи Эмме, что я сама переоденусь к ужину. Она понадобится мне позже, чтобы погладить красное атласное платье на вечер.
— Слушаюсь, мадам.
У дверей кабинета стоял Джонни. Его всегда открытое и живое лицо теперь ничего не выражало. От этого он казался старше… и меньше, чем когда-либо, походил на лакея. Поклонившись, молодой человек отворил перед Элизабет дверь. Его расторопность должна была порадовать ее — Джонни все лучше справлялся со своими обязанностями, но в тот момент Элизабет было не до него.
Она вошла в кабинет. За длинным столом из орехового дерева, за которым обычно собирались у Эдварда члены правительства, теперь восседал ее отец. По обе стороны от него расположились мать и муж. Все трое с одинаковым выражением на лицах. Дверь мягко захлопнулась за Элизабет.