Нежный омут (СИ)

- Витя, - Мария Викторовна тронула мужа за плечо, призывая того остановиться.

Я же просто не могла вымолвить ни слова – все, что сейчас происходило, было похоже на дурной сон, и мой мозг в панике посылал телу сигналы проснуться.

- Что? Может, ты считаешь нормальным, что твой сын катится непонятно куда и выбрасывает такие вот номера? Или, быть может, это нормально – видеть на своем празднике какую-то залетную молодую шалаву?

Он шипел достаточно тихо для того, чтобы не услышали другие, но услышала я.

- Это моя девушка, если ты не понял, - вмешался Сергей; выражение его лица ничуть не изменилось, словно ему было все равно, что его отец сейчас смешивает меня с грязью.

- Какая еще девушка?! Кого ты сюда притащил? Да уже завтра каждый бульварный листок напечатает на первой странице ее физиономию! Так опозорить меня перед всеми этими людьми! Ты этого хотел? Ты…

- Ну? – с интересом поторопил Кайдалов.

- С какой стати вы так обо мне говорите? – на сей раз вмешалась я. И хоть больше всего на свете мне хотелось наговорить грубостей отцу и сыну и сбежать куда-нибудь подальше отсюда, молча проглотить «шалаву» было выше моих сил.

- Что? Эта мартышка еще и разговаривать умеет?

- Витя, перестань! Ты же не собираешься привлечь внимание прессы?

- ОН уже привлек этих стервятников, - прошипел фантаст, кивая в сторону лучащегося улыбкой сына. – Ты только посмотри, как он доволен своим подарком. Наверное, когда доведет отца до инфаркта, закатит знатную вечеринку!

- Виктор Афанасьевич, позвольте пару снимков с семьей!

Я машинально обернулась и тут же едва не зажмурилась от яркой вспышки – нас снова снимали. Однако теперь я засветилась не только рядом с Сергеем, но и с его родителями… Мои силы были на исходе; резко вырвавшись из-под руки Кайдалова, я принялась быстро пробираться сквозь толпу к выходу. Еще одна минута в этом притоне, и я попросту сойду с ума.

* * *

В ту ночь шел сильный снегопад – или мне просто так казалось? Я сижу, прислонившись спиной к стене, около подоконника и молча слушаю, как на улице грубо воет сильный ветер. Когда успело так похолодать? Или морозы никогда не заканчивались? Быть может, солнце – это вообще миф, который придумали находчивые оптимисты в отместку плохой погоде? Быть может, спустя секунду-другую наш город засыплет снегом так, что больше никто и никогда не сможет выбраться из снежного плена?

По моим щекам вновь и вновь текут непрошеные слезы; и уже кажется, что больше плакать невозможно, что соленой влаги не хватит для следующей порции мокрых дорожек-ручейков, однако прозрачные капли только и делают, что сбиваются в потоки и все льются, льются… Правильно, должна же быть какая-то симметрия – нельзя быть такой непроходимой, непробиваемой романтически настроенной идиоткой, всегда найдется тот, кто, не задумываясь и не пускаясь в рассуждения относительно хороших и плохих, просто подойдет и щелкнет по носу. Просто мне достался чересчур сильный удар.

Я сижу в одном белье – красивый комплект, подбирала специально для этого вечера, дура – пальцами медленно перебираю мягкую ткань снятого платья. Никогда больше не надену эту тряпку, никогда и ни за что. Медленно поднимаюсь, как-то машинально натягиваю на себя спортивный костюм, небрежно комкаю в ладонях платье и… Каким-то шестым чувством понимаю, что стою у входной двери; пальцы сами собой уже щелкают замком.

Минуя лифт, медленно, словно зомби, спускаюсь по лестнице. Почему-то здравая мысль спустить дурацкую шмотку в мусоропровод попросту не приходит мне в голову. Я выхожу на улицу и тут же начинаю дрожать всем телом – холодно. Зубы бодренько отбивают дробь, но я же упертая, мне все нипочем, я упрямо передвигаюсь к мусорным контейнерам. Мой мозг отключен, теперь ничто не контролирует тело. Меня буквально заносит пушистыми белыми хлопьями, волосы уже висят холодными сосульками, снег на ресницах неприятно холодит зрачки и мешает обзору. В какой-то момент понимаю, что совершенно теряю ориентацию в пространстве. Вторично называю себя дурой, зло смахиваю очередную порцию слез – чтобы не заледенели прямо на щеках – и каким-то чудом все же достигаю контейнеров. Откидываю тяжелую крышку и с ненавистью швыряю внутрь окончательно испорченное платье, словно это оно было виновато во всех моих бедах. Не оно. Это я понимаю, как только руки оказываются пустыми – легче ведь не стало. Внутри по-прежнему пусто, и я не чувствую столь необходимого сейчас успокоения.