За дверью квартиры надрывался в плаче ребенок, мой спутник ткнул толстым пальцем в звонок, через некоторое время на лестницу выглянул совершенно лысый, еще не совсем пожилой дядька.
– Че приперся? – весьма недовольно буркнул он. – Не звал.
– Баба тебя ищет, – ухмыльнулся санитар. – Небось сильно ей понравился, раз башляет. Ну, разбирайтесь тут сами. Ты заплатила – я привел.
С этими словами мой провожатый развернулся и ушел, теперь недовольство Ефимыча обратилось на меня.
– Че надо?
– Заработать хотите? – прямо спросила я.
– Не моя смена сегодня.
– А мы о вашей побеседуем.
– Теперь только в субботу приду, – равнодушно сообщил Ефимыч, – я отгул взял.
– В тот день вы работали.
– В который? – напрягся Ефимыч. – Пропало чего? У меня, как в аптеке, все записано, отмечено, в книгу занесено. За других не отвечу, а за себя ручаюсь. Небось сами потеряли! Вам же говорят: не оставляйте больным ценное, золотые кресты домой забирайте. А то потом носитесь, жалобы пишете… Только с нами это не пройдет! Тело из отделения медсестра привозит, и я сразу пишу: труп пустой, без ювелирки. А сестра подписывает. Ступайте в отделение, где лежал ваш родственник, они небось стырили, мы чистые. У мертвого брать грех!
– Два года назад вы готовили в последний путь Полину Брызгалову. Помните?
– Совсем того? – ухмыльнулся Ефимыч. – Я каждую смену народ обряжаю, фамилии в голове не складываю, ни к чему мне мертвяков помнить.
– В книге учета есть соответствующая запись – Брызгаловой занимались вы.
– Раз указано, значит, верно. Только все я давно позабыл.
Я помахала перед носом Ефимыча купюрой.
– Не просветлеет ли в вашей голове при взгляде на бумажку?
– От гонорара не откажусь, – церемонно заявил санитар, – но я не вру, не припомню тело.
– Попробую вам помочь. За Полиной приехали двое: сестра и парень, гроб им выдали закрытым. И вот что странно – ящик оказался очень легким, словно в нем не было тела. Так куда подевалась Полина?
Лысина Ефимыча стала пунцовой.
– Ах вот ты про что… Не хотел я ей помогать, да она так просила, прямо извелась вся. Ничего плохого я не сделал!
– Я хорошо заплачу, если расскажете правду, – пообещала я.
Ефимыч нахмурился.
– Пошли, сядем на подоконник, покурю. Вечно вы, бабы, дурака наваляете, а потом ложкой дерьмо хлебаете.
– В гробу лежали кирпичи? – скорей утвердительно, чем вопросительно сказала я.
Ефимыч умостился на ободранном подоконнике.
– А сколько дашь? Меньше чем за сто долларов рот не раскрою.
– Дорого просишь.
– Дешево хорошо не бывает.
– Я могу и в милицию пойти, – пригрозила я.
– И че? – зевнул Ефимыч. – Там тебя вон попрут. Больше дела ментам нет, как с покойниками разбираться, которые от болезни откинулись. Даже если парни жопы от стульев оторвут и ко мне припрутся, ничего не выйдет. Глянут в книгу, а там порядок, по часам записано: спустили из отделения, ну, допустим, в семь утра, принял санитар Буйкин. Тело выдали через два дня родственникам, все подписи. Хочешь чего вызнать – плати. Я честный человек, получу деньги и все расскажу.
Я полезла в сумочку, где в небольшом потайном кармашке всегда держу двести долларов на всякий случай. Мало ли что может случиться на дороге. Похоже, в морге на Вербной служат одни «честные» люди, готовые отрабатывать гонорар.
Ефимыч любовно сложил купюру, устроил ее в карман и неожиданно сказал:
– Ты не думай, я не пьяница какой! Внуку на хорошую школу коплю, каждую копейку в сберкассу несу и под процент кладу, не хочу, чтобы дураком вырос. Поняла?
Я кивнула.
– Значит, слушай… – повеселел рачительный дедушка.
Как-то раз к Ефимычу подошла Таисия Петровна, старшая сестра хирургического отделения. Санитар удивился, увидав ее, – на дворе стояла почти ночь, женщине полагалось давно быть дома.
– Ты чего, провинилась, что ли? – хмыкнул Ефимыч. – Клизму с градусником перепутала, вот и заставили на сутки выйти?
– Слышь, Ефимыч, – не обращая внимания на подкол, попросила Тася, – просьба к тебе есть, хорошо заплатят.
– Че делать надо? – обрадовался вечно нуждающийся в деньгах санитар.
– В третьем отделении девушка умерла, Полина Брызгалова, – трясясь, словно больная собака, начала Таисия, – тело утром к вам спустили. Родственники…
– Нормалек, – перебил ее Ефимыч, – для тебя, как для родной, расстараюсь!
Таисия всегда нравилась Ефимычу, медсестре было примерно столько же лет, сколько санитару, и она так же, как и он, всю жизнь протрубила в клинике. Одно время он даже пытался ухаживать за ней, но Тася любовь крутить не захотела, стараний кавалера не замечала, а когда мужик попытался прижать ее в укромном уголке, не стала драться или орать, а очень тихо сказала:
– Не обижайся, Фимыч, ты симпатичный, вот только правило у меня: в чужом лесу не охотиться. Не было бы у тебя жены, другой разговор, а так – прости.
На том неначавшийся роман завершился, но Ефимыч сохранил с Тасей хорошие отношения. Между ними завязалась дружба, а когда супруга санитара заболела и очутилась на операционном столе, старшая медсестра лично ухаживала за ней и вытащила почти с того света.
Ясно теперь, почему Ефимыч мгновенно заявил: