Убийство было единственной страстью и единственным хобби отставного администратора третьего уровня Сенегава. Государственная служба безопасности выявила его и прибрала к рукам очень своевременно, иначе он окончил бы свои дни в экзекуторской под электроплетью, перед этим перерезав энное количество граждан в чистеньких манокарских подворотнях. В течение долгих лет прирожденный убийца служил Родине, изводя врагов Великого Манокара, а после того, как ушел на покой, стал натаскивать начинающих киллеров, но душа тосковала по любимому делу. В конце концов Сенегав увлекся многоуровневыми компьютерными играми-убивалками с эффектом присутствия; особенно ему нравилась игра с интригующим названием «Замочи бандита в сортире». Наставник Поля утверждал, что она очень старая, ее, мол, создали еще на древней Земле в докосмическую эпоху — одним словом, классика.
Тина относилась к Сенегаву иронически, а Поль терпел его с трудом, только ради приобретения профессиональных навыков, необходимых для уничтожения Лиргисо. Как показала практика, время потрачено впустую.
Воспоминания о том, что происходило между ним и Лиргисо, лежали глубже: словно скрытое под темной водой речное дно причудливого рельефа, с грязным илом, утопленниками и не знающими солнечного света гадами. Поль не хотел погружаться в этот омут. Уж лучше он будет мучиться из-за того, что оказался никудышным киллером — своего рода буфер.
Жутковатое ощущение сдвига реальности, которое он испытал на вилле у Лиргисо, не с чем было сравнить: его едва не затянуло в чужеродную реальность, подчиненную совсем другим законам, изобилующую кошмарными деталями. Поль чувствовал себя так, как будто чуть не утонул, но ценой невероятных усилий все-таки сумел выплыть, несмотря на воду в горле и судороги.
Сейчас он постепенно возвращался в норму, и прогулки по Хенуду этому способствовали. Гуляли вчетвером. Тине и Стиву не в первый раз приходилось скрываться, для них это была не экзотика, а образ жизни, Ивене это даже понравилось, а Поль вначале не мог освоиться с тем, что ему надо от кого-то прятаться у себя дома, на Незе, но потом привык.
Видимо, выглядел он теперь не так плохо, как раньше: Ольга, хотя и не отказалась от идеи сдать его психотерапевтам, уговаривала уже не так настойчиво.
Желудок давно превратился в кровавые ошметья, ничегошеньки в этом желудке не осталось, и все равно Саймона рвало, раз за разом, который день подряд. Стоило только вспомнить ту тарелку с облитыми соусом розовыми кусочками…
В прежние годы его бы такая картинка обрадовала: сюжет для фильма — пальчики оближешь! Но «Перископа» давно нет, да и не было уговора, чтобы Саймон Клисс оказался в роли жертвы, это ошибка, это подлость, ну кто же знал, что судьба когда-нибудь столкнет его с такой отъявленной сволочью, как Лиргисо!
Ухо, допустим, можно вырастить новое, это сделают в любой клинике, где есть регенерационная аппаратура. Но Саймон потерял больше, чем ухо: он теперь даже думать не мог о еде, при одной мысли о ней его начинало тошнить. Он чувствовал, что это навсегда.
Два раза в день в комнату, где он сидел взаперти под присмотром «цербера», вторгался медицинский автомат для внутривенного кормления, и Клисс получал порцию питательных веществ. Кормить его через зонд не было смысла, желудок тут же исторгал содержимое. Саймон подозревал, что Лиргисо обеспечил ему питание отнюдь не из гуманных соображений — наверняка додумался еще до какой-то пакости. Так оно и оказалось.
— Саймон, можешь порадоваться, твои страдания скоро закончатся. Роковая ошибка природы будет исправлена, ты вернешься в свое естественное состояние и заодно получишь последний урок. Весьма ценный урок для такого ксенофоба, как ты.
Пока Лиргисо говорил, его глаза меняли цвет: желтые, голубые, серые, зеленые, ярко-красные, как у виртуального демона, опять желтые…
— Однажды ты высказал догадку, что я рубиконский киборг. Помнишь?
— Так в этом же нет ничего такого, — тихим и слабым голосом (в горле саднило после затяжных рвотных спазмов) ответил Клисс. — В смысле, ничего обидного. Киборгов полно, я не хотел ничего плохого сказать.
— Видишь ли, ты не угадал. Посмотри на мою руку.
С левой кистью Лиргисо начало твориться что-то жуткое: кожа позеленела, ногти сузились, вытянулись и заострились… Это уже не ногти, а когти, да и сами пальцы выглядят иначе, и вообще их уже не пять, а шесть, и на тыльной стороне кисти переливаются вкрапленные прямо в кожу мелкие зашлифованные сапфиры…
Саймон попятился на ватных ногах, заскулил от ужаса, получил затрещину от «цербера» — и увидел, что наваждение исчезло. Холеная человеческая рука с лазерным маникюром на ухоженных ногтях, никакой мути.