Читаем Незнакомая Шанель. «В постели с врагом» полностью

В своих воспоминаниях Лифарь не делал секрета из сотрудничества с немцами и даже из того, что приходилось попадать в весьма унизительное положение. Когда во Франции началась всеобщая охота за евреями (к которой сами французы отнеслись «с пониманием»), кому-то пришло в голову, что он тоже еврей, только «перевернутый», мол, если прочесть фамилию наоборот, то получится «Рафил». Кому именно пришло в голову читать фамилии задом наперед и на этом основании определять национальность людей, не знаю, но Лифарь вынужден был доказывать свое благородное происхождение.

В кабинете у немецкого офицера от такой нелепости он совершенно растерялся и, видимо, вспомнил дурацкий случай, произошедший незадолго до этого с Жаном Кокто. Кокто, несмотря на свою гомосексуальную ориентацию, частенько посещал бордель «L’Etoile de Kleber», принадлежавший мадам Билли. Верхний этаж заведения арендовала Эдит Пиаф (не подумайте, что в качестве сотрудницы «мадам»!), его завсегдатаями были Морис Шевалье, многие немецкие чины и даже члены Сопротивления... Хороший стол, приятная беседа... совсем забывалось, что Париж вообще-то оккупирован и за столом рядом сидят враги. Но однажды кому-то из немецких чинов в подпитии показалось, что в компанию присутствующих затесался... еврей! Разве не оскорбительно для истинного арийца пользоваться услугами одних и тех же проституток вместе с неарийцем?!

Для выяснения столь щекотливого вопроса немец не придумал ничего лучшего, как приказать мужчинам... приспустить штаны, дабы убедиться в целостности... ну, кое-чего. Убедился, нарушителей не выявил, все обошлось.

Видно, этот случай, со смехом рассказанный Жаном Кокто, пришел в голову отчаявшемуся доказать свою «полноценность» Лифарю, и тот устроил демонстрацию принадлежности к арийской расе прямо перед обомлевшим офицером-немцем. Конечно, доказал, но едва не попал в тюрьму уже за оскорбление представителя германской армии. Это было бы смешно, если бы не было так грустно...


Сотрудничали многие, например, Эдит Пиаф считала нормальным снимать этаж в борделе и петь перед его посетителями, получая за ночное выступление как средний служащий за год работы. Но она же отправляла немало денег участникам Сопротивления, а еще ездила в лагеря, фотографировалась там с заключенными, чтобы подпольщики потом на основе этих фотографий делали фальшивые документы. Называется немыслимая цифра – 120 фальшивых удостоверений за один раз. Думается, это колоссальное преувеличение и в том, что это были концлагеря (уж больно сытый народ на фотографиях), и в количестве людей, потому что разместить вокруг себя сто двадцать человек так, чтобы все получились в фас и достаточно четко, просто невозможно. Но даже если за все время это были не 120, а 12 человек, все равно честь ей и хвала!

Герберт фон Караян часто выступал в Париже с концертами и даже предлагал Лифарю бежать на его личном самолете, когда союзники уже подступали к столице Франции.

Активно сотрудничали скульптор Поль Бельмондо (отец знаменитого Жана-Поля), Пабло Пикассо... Андре Жид придумал оправдательную теорию, он говорил: «Какой смысл набивать себе синяки, ударяясь о решетку. Чтобы меньше страдать от тесноты своей клетки, нужно только держаться поближе к ее середине». Очень разумный подход к жизни, особенно когда находишься на оккупированной территории и могут заставить приспустить штаны для подтверждения соответствующего происхождения. Андре вообще оказался умнее многих, он просто уехал в Тунис и вернулся после войны. Зато никаких обвинений и опасностей.

Иван Бунин предпочел жить в Грассе в нищете и впроголодь, но ничего не публиковать за время оккупации. Немцы не рискнули тронуть лауреата Нобелевской премии.

Анри Матисс тоже поселился на юге Франции и ушел от дел. А вот его супруга Амели и дочь Маржерит вступили в Сопротивление. Маржерит была арестована, подвергнута пыткам и отправлена в лагерь Равенсбрюк, откуда не возвращались, но сумела бежать, когда их поезд разбомбила союзническая авиация.

Сотрудничал с режимом Виши Франсуа Миттеран, считающийся героем Сопротивления, был добровольцем Фредерик Помпиду – дядя будущего президента Франции... И многие, многие, многие... Более 100 000 французов были членами прогитлеровской партии.

Как можно осуждать тех 100 000 французов, что вступили в «Ваффен СС» и другие войска, чтобы отправиться на Восточный фронт, если большего жупела, чем угроза коммунизма, для Европы не было? Разве только вот евреи... Но с ними боролись! Даже на паровозе состава, увозившего добровольцев на Восточный фронт, транспарант «Mort aux Juifs» – «Смерть евреям!». Чем так насолили паровозной бригаде потомки царя Соломона, неизвестно.


Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное