Незнакомец

Постепенно Андрей Викторович занял все пространство ее души. Где бы она ни находилась, она всегда думала о нем, видела его или слышала, что говорили о нем.

Реформы Хорошевского шли со скрипом.

Поначалу начальница поддержала новации молодого инспектора. Да и как не поддержать, он был прислан главой Попечительского совета принцем 0-им! Сама Императрица в письме выразила пожелания лучшего и гуманного переустройства учебного заведения. Но постепенно и начальница, видя, как далеко могут зайти нововведения, стала потихоньку и исподволь тормозить реформы.

Классные дамы объявили войну инспектору и учителям, которые его поддерживали. Мадемуазель Теплова возненавидела не только самого Хорошевского, его товарищей, но заодно и тех учениц, которых он выделял на своих уроках. Аполония так же стала объектом ненависти классной дамы. Та почему-то решила, что девушки, подобные Аполонии, склонные к самостоятельным рассуждениям и поступкам, изначально порочны и опасны для других.

Раздражение классной дамы усилилось, когда стало известно о сватовстве господина Липсица к Аделии. Все классные дамы, лишенные радости мужской любви и возможности замужества, болезненно восприняли эту новость.

Однажды, после ухода жениха Аделии сестры возвращались в дортуары и попались на глаза Тепловой. Веселые, смеющиеся девушки повергли ее в страшное негодование.

Как вы смеете так громко и неприлично смеяться? Так развязно вести себя?

Немедленно ступайте по своим дортуарам!

Смех замолк, сестры поспешили в разные стороны. Теплова, догоняя Аполонию, ядовито добавила:

– А тебе и вовсе нечего радоваться! Чудеса дважды не случаются! Вряд ли и для тебя найдется такой же выгодный жених.

Так что придется вместо сестрицы отправиться в Калугу!

Увы, тут старая ведьма была права. Аполония и сама с печалью постоянно думала об этом. Вряд ли молодой муж, обзаведясь семьей, пожелает жить под одной крышей со всей родней своей супруги.

Между тем наступил торжественный день выпуска Аделии, а затем и ее венчание. Аполония и Леокадия простились с сестрой, обуреваемые сложными чувствами. Радость, любовь смешались с горечью и даже, стыдно сказать, завистью. У старшей теперь начиналась иная, счастливая жизнь, полная любви, семейных забот.

А они оставались в сумрачных казенных стенах Института, и что их ждет впереди, никто не знал.

Удивительно, но Хорошевский как будто понял, что происходит с его ученицей.

Однажды он остановился посреди рекреационного коридора и участливо поинтересовался, отчего у мадемуазель Манкевич такой потерянный вид? Она подняла на него глаза и только покачала головой. Она не могла вот так, посреди коридора, при всех поделиться с ним своей тоской и страхом. Андрей Викторович, желая ее подбодрить и утешить, погладил ладонью по голове. По всему телу девушки пробежала волна доброты и участия. В тот же миг Аполония увидела на другом конце коридора Теплову, которая сверкала глазами и возмущенно фыркала, глядя на эту, как она выразилась, фамильярность.

* * *

Дни летели за днями. Теперь Аполония училась в старшем выпускном классе и носила зеленое камлотовое платье. Лека перешла из младшего, «кофейного» класса, в средний и ходила в голубом. В приемные дни приезжала Аделия, одна или с Антоном Ивановичем. Нарядная, оживленная, с большой корзинкой гостинцев, она вызывала всеобщую зависть институток. Ее счастливое замужество превратилось в местную институтскую легенду.

Однажды она приехала одна и в большом волнении, схватив Аполонию за руку, произнесла:

– Все решилось! Я говорила с Антоном Ивановичем, и он согласился!

– Согласился на что? – удивилась Аполония.

– Как на что? Он согласен, чтобы после выпуска вы жили с нами под одной крышей, одной семьей до той поры, пока не выйдете замуж, или сколько захотите.

Аделия счастливо засмеялась. Сбывалась ее мечта жить всем вместе, как в детстве, но только теперь роль любящей и заботливой матери большого и дружного семейства достанется ей. Аполония нежно, с благодарностью обняла сестру. Но потом медленно, с расстановкой произнесла:

– Это просто замечательно! Антон Иванович благородный и добрый человек. Хорошо, что Лека будет жить с тобой, ей это совершенно необходимо, ей меньше всего досталось домашнего тепла…

– Лека? Почему ты говоришь только о Леке?

– Видишь ли, в последнее время я много думала о своем будущем и поняла, что мое призвание – учить, быть с детьми, нести им знания и добро.

– Бог мой! – обомлела старшая. – Ты что же, намерена еще остаться в Институте?

– Да, ты правильно поняла. В педагогическом классе, пепиньеркой.

– А что потом? Будешь классной дамой или земской учительницей? Какой убогий удел! Ведь ты же небедна, на твое имя в банке лежат большие деньги. Зачем тебе эти казенные стены? неужели ты так это все любишь? – недоумевала госпожа Липсиц.

– Да не стены она любит, а своего Андрея Викторовича! – брякнула Лека, до этого сидевшая молча.

Сестры обомлели.

– Иногда желательно держать язык за зубами и прежде подумать, чем говорить, – жестко сказала Аполония.