Незнакомец

– Сейчас я затрудняюсь вам точно сказать. Наверное, раз пять или шесть. Мне кажется, что я видела его в саду, за деревьями. Там ему спрятаться не составило труда, ведь он мог стоять в гуще папоротника и его не видно! Но самое ужасное, что однажды ночью он приблизился ко мне, к моей кровати, отогнул одеяло и прикоснулся ко мне. Я проснулась от этого мерзкого прикосновения.

– Вы позвали на помощь?

– Нет, я не могла кричать. Пришелец сделал жест рукой, показывая, что он задушит меня, если я издам хоть звук. Я замерла, а он…

Девушка стала захлебываться слезами.

– Он снова дотронулся до вашего тела? – помог ей полицейский.

Она затравленно кивнула.

– Более ничего?

– Нет, – последовал тихий ответ.

– Слава Богу! – выдохнул полицейский, который уже приготовился к худшему в рассказе девушки.

– Что же потом?

– Потом.., потом приехала маман, и мне пришлось сказать об этих событиях и ей, и господам Хорошевским. Аполония Станиславовна предположила, что я больна, что у меня видения.

– А вы не предполагаете подобного объяснения?

– Может быть! – всхлипнула девушка. – Только почему от него отвратительно пахло чесноком!

От Волковых Сердюков уехал в глубоком раздумье. Потом последовали визиты к другим жертвам ночного визитера. И во всех случаях подробности относительно совпадали. Но что странно, из всех рассказов складывался образ удивительно похожий на тот, который виделся больной Аполонии, когда она бредила в лазарете института десять лет назад!

Глава тринадцатая

Семейная жизнь оказалась совсем не такой идеальной и трогательной, как представляла себе Аделия. Свекровь с самого первого мига невзлюбила невестку по непонятным причинам. И как ни старалась молодая женщина, никак не могла расположить к себе мать Антона. Чтобы ни делала Аделия, все выходило нехорошо И дом она вела скверно, и прислуга избалована, и обеды были никудышные. Да и сама Аделия и лицом не вышла, и слишком высокая, да еще после родов располнела!

Девочка Лизочка родилась слабенькой и постоянно плакала, часто болела. Поначалу бедная мать не выходила из детской, не спускала ребенка с рук.

К этим неприятностям прибавились заботы о сестрах. История с письмом повергла семейство в ужас. Антон Иванович, как только стало известно о событии, прибыл в Институт. Он был настроен воинственно.

Разговор с начальницей дался обоим очень тяжело.

– Но ведь записка имела совершенно невинный характер! Где, где в этой записке хоть намек на некие неприличные отношения между моей родственницей и учителем? – негодовал он, меря кабинет огромными шагами.

Начальница пыталась оставаться невозмутимой и сохраняла достоинство античной статуи. Она уже приняла решение и не собиралась его менять. Судьба Аполонии в меньшей степени ее интересовала.

Письмо оказалось замечательным поводом, чтобы избавиться от надоевшего реформатора и вернуться на круги своя.

– Послушайте! – продолжал кипеть Липсиц. – Я имею обширные связи, я не последний человек в столице. Я предприму все усилия и уже на следующей неделе получу аудиенцию у императорской фамилии. Моя мать – тетка фрейлины Ее Императорского Величества! Она тоже напишет письмо для передачи государыне!

И будьте уверены, при дворе узнают, какие порядки царят в вашем заведении.

Как жестоко и негуманно вы относитесь к своим воспитанницам! Как поощряете ложь, лицемерие, доносительство!

– Угрозы – самое последнее дело, – примирительно произнесла начальница. – Разумеется, мы бы не хотели раздувать скандал. Если вы так решительно настроены, то я, так и быть, позволю вашей родственнице остаться и продолжить обучение.

Но, разумеется, вы теперь несете особую ответственность за ее поведение! Впрочем, как и за младшую, которая совершенно несносна!

Пока в кабинете начальницы происходили эти баталии, Аполония ничего не видела и не слышала. После обморока у нее началась горячка, и ее поместили в лазарет. Там она пролежала неделю.

Каждый день около ее кровати появлялась Лека с печальным видом, совершенно ей не свойственным. Аполония пыталась спрашивать о Хорошевском, но сестра только пожимала плечами. Что она могла знать? Там же, в лазарете, ее навестил Антон Иванович.

– Ну что, дружок? Съешь пирожок? – пошутил он, поглаживая бледную руку девушки. – Ничего, не бойся, я тебя в обиду не дам! Ты остаешься в Институте, и никто более тебя не тронет! А эту… Теплову задушу собственными руками!

Глядя на его крупные квадратные руки, Аполония не без удовольствия представила, как это могло бы произойти.

– А Андрей Викторович? Что с ним будет? – Ее глаза были полны тревоги.

– Вот это уже не в моих силах. Но я думаю, что он взрослый человек и сам может за себя постоять.

Но тут Липсиц ошибался. Хорошевскому оказалось не под силу побороть гидру.

Ему пришлось покинуть заведение. Классные дамы торжествовали. С инспектором ушли многие учителя. Первым выставили вон Тезауруса с его многомудрой наукой.

Когда Аполония вышла из лазарета, она с отчаянием увидела, как все переменилось.

Снова повеяло духом косности и консерватизма. А главное, теперь не было ЕГО!