— Я все еще не совсем понимаю, что связывает тебя с тем случаем, — сказала Клара. — Ты вообще была причастна к этому делу?
— Лишь краем, — ответила Агнета. — Сотрудницей социальной службы, курировавшей тогда семью маленького Мариуса, была Стелла Виганд. Ты помнишь ее? У нее обнаружили рак, и она выбыла тогда из службы на три четверти года. На это время я переняла семью. Но потом Стелла вернулась. Она и распорядилась насчет лишения родительских прав матери и отца ребенка. Поэтому с самой этой историей я, собственно, не связана. Но поскольку Стелла потом умерла от рака, и ее теперь никто не может привлечь к ответственности, то сегодня, очевидно, я должна отвечать за свою деятельность, которой тогда временно занималась.
— Ах, вот оно как… — прошептала Клара.
Она, в общем-то, хотела говорить нормально, вслух, но голос ее не слушался. Она так надеялась, что между Агнетой и тогдашней историей не будет никакой связи — тогда это пошатнуло бы подозрение, что свихнувшийся бывший приемный ребенок безумствовал и мстил за свое полное горечи детство. Ну, а теперь выяснилось, что и Агнета принимала какое-то участие в том деле, и вероятность того, что они с Сабриной были правы со своей теорией, увеличилась.
— И что теперь? — спросила Клара. Ее голос все еще звучал странно. Она не будет читать об этом! Она не будет читать о том, что этот тип сотворил с пожилой супружеской парой. Она не желает этого знать!
— Сабрина сегодня еще раз позвонит в полицию, — сказала Агнета, — и сообщит то, что знает. И о письмах с угрозами расскажет.
— И о тех, что адресованы нам?
— Конечно. Клара, здесь произошло двойное убийство! Мы не можем теперь дольше молчать. Поверь мне, я считаю все это достаточно страшным, и у меня будет из-за этого много неприятностей с моим мужем. Ведь, конечно же, полиция станет выжимать нас, как апельсины, а если нам не повезет, то все это до мельчайших подробностей будет неделями проходить через прессу!
— Наша тогдашняя несостоятельность. — Клара снова могла только шептать. — Они распишут и это.
— Да, — ответила ее собеседница, — так, видимо, оно и будет.
Она-то не спасовала! Клара могла услышать по голосу Агнеты, какое облегчение та испытывала из-за этого. Даже если преступник и видел в ней одну из виновных — это не полиция, не пресса и не общество.
Но она, Клара, никак не могла отвертеться от своей вины. Ее будут судить беспощадно. Коррумпированная личность, оставившая в беде ребенка, потому что не захотела перечить своему начальству… Кого будет интересовать, какой беспомощной она себя тогда чувствовала? Какой неуверенной. Как трудно ей было тогда составить себе правильную картину и правильно оценить ситуацию…
"Понять спустя годы, что было правильно, а что — нет, немного проще, — подумала она, — но это так тяжело, когда ты сам замешан в этом!"
— Меня доканают, — сказала Клара вслух. — На меня выльют кучу грязи. Мы, может быть, даже не сможем остаться здесь жить! На меня свалят всю вину, и…
Она была на грани слез.
Голос Агнеты прозвучал холодно:
— Клара, не теряй самообладания. Ты же понимаешь, что нам сейчас не остается ничего другого, как играть с открытыми картами. И тебе тоже. А тебе особенно. Клара, там где-то ходит свихнувшийся тип, который уже прикончил двух людей. А мы у него на контроле, так что нам больше незачем сейчас обманывать себя. Он пишет нам письма не просто ради удовольствия. Это предупреждение о том, что он намерен сделать. Давай поспорим, что Леновски получали такие же письма? Клара, — она вдруг стала очень настойчивой, — у тебя ведь нет другого выхода. Полиция должна обо всем знать. Нам нужна их защита. Причем чем скорее, тем лучше.
— Ты имеешь в виду, что…
— Лучше всего не покидай сегодня с Мари дом. Не открывай никому дверь. Будь осторожна.
Клара не хотела плакать — во всяком случае, до тех пор, пока Агнета еще слушает ее. Агнета, которая могла выступать так решительно. Потому что у нее рыльце не в пушку. Потому что она красивая и богатая и из этой трагедии выйдет невредимой. Если только не будет убита, если полиции не удастся схватить убийцу…
Едва ли это был подходящий момент, чтобы расстраиваться из-за своей хорошей репутации. У Клары имелись более серьезные проблемы, тут ее бывшая коллега была права.
— Я буду осторожной, — пообещала она, но затем внезапно, не прощаясь, положила трубку.
Потому что не могла дольше сдерживать свои слезы.