Незнакомка из Уайлдфелл-Холла

Я протянул руку. Заговорить я не решался, боясь не совладать с собой. Она положила цветок мне на ладонь, но я даже не сомкнул пальцы, стараясь проникнуть в тайный смысл ее слов, сообразить, как ответить ей, как поступить — то ли дать волю чувствам, то ли продолжать их сдерживать. Приняв эти колебания за равнодушие… а может быть, и пренебрежение к ее подарку, Хелен вдруг схватила его, выбросила на снег, закрыла со стуком окно и отошла к камину.

— Хелен! Что это значит? — вскричал я.

— Вы не поняли моего подарка, — ответила она. — Или даже хуже: презрели его. Я жалею, что отдала его вам. Но раз уж я ошиблась, поправить это было можно, лишь взяв его назад!

— Как жестоко вы ко мне несправедливы! — ответил я, мгновенно открыл окно, выпрыгнул наружу, подобрал цветок, вернулся в комнату и протянул его ей, умоляя, чтобы она вновь дала его мне, — а я буду хранить его вечно в память о ней, и он мне будет дороже любых сокровищ.

— И вам будет этого довольно? — спросила она.

— Да! — ответил я.

— Ну, так возьмите его.

Я страстно прижал цветок к губам и спрятал у себя на груди под довольно саркастическим взглядом миссис Хантингдон.

— Ну, так вы уходите? — спросила она.

— Да, если… если должен.

— Как вы все-таки переменились! — заметила она. — Не то стали очень горды, не то равнодушны.

— Ни то и ни другое, Хелен… миссис Хантингдон. Если бы вы могли заглянуть мне в сердце.

— Нет, либо горды, либо равнодушны, а может быть, и то и другое вместе. И почему «миссис Хантингдон»? Почему не «Хелен», как прежде?

— Конечно, Хелен, милая Хелен! — бормотал я вне себя от любви, надежды, восторга, неуверенности и растерянности.

— Цветок, который я вам дала, — эмблема моего сердца, — сказала она. — И вы его увезете, а меня оставите здесь одну?

— Дадите ли вы мне и свою руку, если я попрошу ее у вас?

— Мне кажется, я уже сказала достаточно, — ответила она с обворожительнейшей улыбкой. Я схватил ее руку, хотел прильнуть к ней с горячим поцелуем, спохватился и спросил:

— Но вы взвесили все последствия?

— Пожалуй, нет. Не то я никогда бы не предложила себя тому, кто слишком горд, чтобы согласиться, или же настолько равнодушен, что его любовь не перевешивает моего суетного богатства.

Какой же я был болван! Я жаждал заключить ее в объятия, но не осмеливался поверить такому счастью и заставил себя сказать:

— Но что, если вы потом раскаетесь?

— Только по вашей вине! — ответила она. — Раскаяться я могу, только если горько в вас разочаруюсь. Если вы настолько не доверяете моему чувству, что не способны этому поверить, то оставьте меня.

— Мой светлый ангел! Моя, моя Хелен! — вскричал я, осыпая страстными поцелуями руку, которую так и не выпустил из своих, и обнимая ее за талию. — Вы никогда не раскаетесь, если причиной могу стать только я! Но вы подумали о своей тетушке? — С трепетом ожидая ответа, я крепче прижал ее к сердцу, инстинктивно испугавшись, что потеряю мое новообретенное сокровище.

— Тете пока про это знать не следует, — ответила Хелен. — Она сочтет это опрометчивым, необдуманным шагом, ведь она не представляет себе, как хорошо я вас знаю. Надо, чтобы она сама вас узнала и полюбила. После завтрака вы уедете, а весной приедете погостить, будете внимательны к ней — я знаю, вы друг другу понравитесь.

— И вы станете моей! — сказал я, запечатлевая поцелуй на ее губах, и еще один, и еще, потому что стал таким же смелым и пылким, каким был неловким и сдержанным минуту назад.

— Нет… через год, — ответила она, мягко высвобождаясь из моих объятий, но все еще нежно держа мою руку.

— Еще год! Ах, Хелен, так долго ждать я не смогу!

— А где же ваша верность?

— Но я не вынесу столь долгой разлуки!

— Так ведь это не будет разлукой. Мы станем писать друг другу каждый день, душой я буду все время с вами, а иногда мы будем видеться. Не стану лицемерить и притворяться, будто мне самой нравится столь долгое ожидание. Но раз я выхожу замуж, как хочется мне, то должна хотя бы посоветоваться с друзьями о времени свадьбы.

— Ваши друзья не одобрят вашего выбора.

— Вовсе нет, милый Гилберт, — ответила она, ласково целуя мою руку. — Они переменят мнение, когда узнают вас ближе, если же нет — значит, они не истинные мои друзья, и мне будет не жаль их потерять. Ну, теперь вы довольны? — Она поглядела на меня с улыбкой, полной неизъяснимой нежности.

— Если мне принадлежит ваша любовь, Хелен, чего еще мог бы я желать? Ведь вы меня правда любите, Хелен? — спросил я, нисколько в этом не сомневаясь, но желая услышать подтверждение из ее уст.

— Если бы вы любили так, как люблю я, — ответила она с глубокой серьезностью, — то не были бы столь близки к тому, чтобы меня потерять. Не позволили бы ложной щепетильности и гордости встать между нами. Вы бы понимали, что все эти суетные различия в знатности, положении в свете, богатстве — лишь прах в сравнении с общностью мыслей и чувств, с союзом искренне любящих родственных душ и сердец.