Незнакомка с тысячью лиц

– Нет. Наш человек сообщил. – Паша глубоко вдохнул. Глянул на хозяина виновато: – Это не мы! Сто процентов, Геннадий Иванович.

– Не вы – что? – Он усилил нажим пальца на статью. – Тут не сообщается, кто жертва. Просто говорится о зловещем убийстве. Кого мочканули, Павлик?

– Профессора. – Пашин кадык судорожно дернулся.

Он так спешил успеть к завтраку хозяина, что едва не сбил мамашу с ребенком на пешеходной «зебре». Опомнился, вдарил по тормозам и минуты три приходил в себя. И потом всю дорогу маячили перед глазами две испуганные физиономии: мамаши и малыша. И тошно было, если честно.

– Профессора, ага… – Геннадий Иванович задумчиво уставился на охранника. – Мусора уже там?

– Полно! Профессор знаменитый.

– А чего же он тогда такой знаменитый в таком хлеву поселился? – прищурился он, и ноздри его снова гневно затрепетали. – Уж не из какого-то ли особого интереса, Паша? Я же просил узнать!

Его толстый кулачок ударил по столу. Получилось не очень убедительно. Пришлось запулить в Пашу стопкой газет. Но и они не долетели. Дыхание участилось, боль снова начала корябать стенки желудка.

– Узнали, Геннадий Иванович. – Паша, опустившись на корточки, принялся подбирать разлетевшиеся газеты. – Он сам попросился жильцом в этот дом, когда затеял капитальный ремонт в своей квартире. Только…

– Что только? – Он поморщился, хватаясь обеими руками за желудок.

– Только мы узнали также, что нет и не было в его квартире никакого капитального ремонта. Там его домработница сейчас живет, за квартирой присматривает. Когда спросили, чего хозяин съехал, она сказала, что он немного того, чокнутый. Вбил себе в голову, что в доме этом клад зарыт, и решил там пожить, когда народ туда заселяли. Он, говорит, вообще на кладах повернут был. Где только не искал за свою жизнь. И в Америке, и в Азии.

– Находил?! – Лицо Геннадия Ивановича багровело.

– Говорит, находил. Мол, хоть и чокнутый, а в расчетах редко ошибался. И с этим домом, говорит, давно носился. То есть с идеей клад там найти. Какие-то чертежи все с собой таскал, книги старинные. Будто подтверждение.

– Чего это она так про своего хозяина разболталась? Платил мало?

– Не знаю, Геннадий Иванович, сколько он ей платил, но она просто любит выпить лишнего. А когда выпьет, то любит поговорить. Вот наш человек и…

– Понял я! Значит… значит, профессор не погорелец? – Он сполз со стула и начал медленно обходить столовую.

– Нет.

– И поселился там вполне целенаправленно?

– Верно.

– И кто-то его мочканул. И что-то подсказывает мне, что чертежи, с которыми носился чокнутый профессор, и книги его старинные исчезли?

– Про книги не могу сказать. – Паша выпрямился, почесал макушку, глянул виновато. – Там книгами у него вся стена забита. А вот чертежей никаких нет.

– Их украли! За ними и шли! Понятно…

Геннадий Иванович остановился у наполовину занавешенного окна, едва доставая макушкой до края римской шторы. Поморщился осеннему ненастью, превратившему день в сумерки. Потом резко обернулся на Пашу:

– Кого-то взяли мусора?

– Да.

– Погоди, дай угадаю. – По его лицу пробежала гримаса боли и ненависти. – Рыжую девку?

– Да…

Паша выкатил глаза на хозяина. Он, конечно, знал, что тот умен и прозорлив чрезвычайно, но не настолько же! Демон просто какой-то! Может, потому и дом этот с мистическим прошлым так его манит, а? Может, существует между этим жутким местом и его хозяином какая-то тайная связь? А все россказни про странное первенство с конкурентом не более чем россказни?

– А как вы узнали, Геннадий Иванович? – не выдержал, спросил Паша.

– Я не узнал, Паша. Я догадался. Профессора убили понятно за что. Девку удалили как сильное звено. Эта глупая история с собакой тому подтверждение, – бормотал вполголоса Геннадий Иванович. – Не удивлюсь, если следом убьют кого-то еще, Паша. Кто-то планомерно зачищает территорию, Паша. Кто-то определенно наступает нам на пятки. Как думаешь, кто?..

Глава 9

Небольшая комната, стилизованная под капитанскую каюту, освещалась лишь одной лампочкой под потолком, упакованной дизайнером в несколько слоев рисовой бумаги. У круглого окна стоял старинный сундук, рядом – древний стол, отреставрированный недавно за бешеные деньги. Но оно того стоило. Стол этот, по утверждениям, был конфискован с пиратского судна несколько веков назад. Подле него – старинное деревянное кресло. На стенах, обшитых черным деревом, крепились самые настоящие факелы в средневековых подставках.

Комната была мрачной и на первый, и на второй взгляд. Но ему тут нравилось. Она ему соответствовала.

Он смотрел в круглое окно, выходившее на аккуратно выстриженный газон, зеленый даже теперь – глубокой осенью, на ровные ряды живой изгороди, красивой формы клумбы с пожухлыми цветами и находил все это пошлым. Ему не было места в том – красивом, ухоженном – мире. Он был ему чужд сочностью красок, правильностью форм, стремлением к совершенству бытия. Сам он любил нечто иное, мрачное, зловещее, зачастую сея вокруг себя хаос и разрушение. Это ему тоже нравилось.