На минуту я крепко, до боли, зажмуриваю глаза, готовясь выпить таблетки. Дышу глубоко и медленно, призывая все свое мужество. Чувствую на плече руку Джулиана и вздрагиваю. «Пора», – говорит он. Открываю глаза и смотрю на пригоршню таблеток у себя на ладони. Поднимаю взгляд к потолку в надежде, что на мою душу снизойдет покой.
Однако вместо образов мира и покоя я замечаю кое-что в верхнем углу, где смыкаются стены. Я моргаю и прищуриваюсь, желая удостовериться, что не ошиблась. И меня озаряет догадка.
Рука Джулиана сжимает мое плечо. Он становится передо мной и силой вставляет мне в руку стакан воды. Но я не глотаю таблетки. Микроскопическая камера, подвешенная в углу, говорит мне, что я не психопатка и не параноик. Он шпионил за мной. Снова взглядываю туда краем глаза. Там и колонка. Голоса были реальными, но их записал Джулиан. Это не я сумасшедшая, а он.
– Давай. Если ты сейчас не примешь остальные, тебе станет по-настоящему плохо, – с нажимом говорит он напряженным от нетерпения голосом.
Лихорадочно соображаю. Нужно что-то предпринять. Думай, выиграй время.
– Я хочу кое-что добавить в письме, – говорю я, высыпая таблетки на стол и выдвигая ящик, в который он у меня на глазах положил письмо. Но вместо письма я вижу часы, подаренные Джиджи, и якобы пропавший флакон духов. Джулиан смеется:
– Ну надо же! Часы, которые куда-то запропастились.
– Ты брал мои вещи и прятал их. Ты хотел внушить мне, что я схожу с ума, – говорю я, вспоминая каждый случай. – Книжка Валентины? Твои ключи от машины?
– Наконец-то дошло, – презрительно бросает он и сгребает в ладонь таблетки. Схватив одной рукой мой подбородок и оттянув нижнюю челюсть, он заталкивает мне их в рот и приказывает глотать.
Подняв голову, чтобы встретиться с ним взглядом, я с силой выплевываю ему в лицо таблетки и швыряю стакан через всю комнату так, что он разбивается о стену. Джулиан отирает лицо. В глазах его бешенство, на шее бьется вздувшаяся жила.
– Ах ты сука, – говорит он, хватая меня за волосы и стаскивая со стула.
Я пытаюсь вырваться, но он держит слишком крепко и тащит меня по полу. Кожа головы горит от боли. Мне удается зацепиться за ножку кровати, и Джулиан наконец отпускает меня. Он с омерзением смотрит, как я пытаюсь соскрести себя с пола.
– Ты.
Он толкает меня рукой в грудь.
– Я давно должен был избавиться от тебя. Ты была жалкой заменой Кассандре.
Он толкает меня еще и еще, пока я не оказываюсь прижата к стене.
– Ты никогда не заслуживала ее имени. Она была для меня всем. И она дала мне Валентину. Ты и в подметки не годишься Кассандре, Эмилия.
Я нахмуриваюсь.
– Да, Эмилия. Твое настоящее имя. Люди с простреленными лицами из твоих снов? Это твоя семья, Эмилия. Твоя ненормальная семейка, и все они теперь мертвы, – со злорадством выплевывает эти слова Джулиан.
Я цепенею от потрясения. Шарю в памяти, но воспоминания не приходят.
– Что значит она дала тебе Валентину? Валентина моя дочь! А Соня, как же она?
Он смеется:
– Не было никакой Сони. А ты не мать Валентине.
– Не может быть. Я знаю, она мой ребенок – я люблю ее!
Прежде чем я успеваю отшатнуться, Джулиан бьет кулаком в стену, в двух сантиметрах от моей головы.
– Я помогал тебе забыть, но разве ты ценила мою помощь? Нет. Ты сбежала от меня. И от Валентины. Вот как ты отплатила мне за все, что я для тебя сделал. Неблагодарная сволочь.
У него взгляд безумца. Если я хоть как-то не утихомирю его, он попытается меня убить.
– Прости, Джулиан, – говорю я, опуская голову. – Ты прав. Я не должна была убегать. Не знаю, почему я это сделала.
Я поднимаю на него глаза:
– Джулиан, я была так рада, когда ты нашел меня и привез домой. Помнишь, как мы были счастливы, когда танцевали в тот вечер на годовщину свадьбы?
На секунду он как будто смущается, и я торопливо продолжаю:
– Ты надел мне кольцо на палец, а потом, когда мы вернулись домой, я прошла в нашу комнату, и мы любили друг друга.
Меня чуть не передернуло при воспоминании о его прикосновениях, но я сдерживаюсь.
Джулиан смеется и делает еще шаг, теперь его лицо в сантиметре от моего.
– Прекрасно, Эмилия. Вижу, годы лечения кое-чему тебя научили. Но лучше бы тебе знать, что не стоит анализировать действия психоаналитика.
Он поднимает руку к моему подбородку и сжимает его:
– Смирись, Эмилия. Для тебя самой лучшее – умереть. Твой мозг разрушен психотравмами, лекарствами и гипнозом.
Опять смеется, с отвращением кривя губы:
– Но ты была отличным испытуемым, процесс получился крайне познавательным.
Его руки смыкаются у меня на горле.
– Джулиан, пожалуйста, отпусти, – умоляю я, но он сдавливает мне шею.
Тогда я со всей силы бью его коленом в пах.