Незнакомцы

Леланд Фалькирк вдруг почувствовал, что все расползается, выходит из-под контроля, и у него перехватило дыхание от одной только этой кощунственной мысли, ибо он посвятил всю свою жизнь философии и принципам осуществления контроля — безусловного, железного, над всем без исключения. Контроль являлся для него главенствующим делом, все остальное отодвигалось на второй план. В первую голову — самоконтроль. Необходимо научиться безошибочно управлять своими желаниями и порывами, в противном случае не избежать разрушения от всяческих соблазнов: алкоголя, наркотиков, секса и тому подобного. Во многом убеждения полковника сложились под влиянием его набожных родителей, которые начали вдалбливать в голову мальчика эти заповеди, еще когда он был несмышленышем. Крайне важно также контролировать процессы мышления; надо принуждать себя всегда полагаться исключительно на логику и здравый смысл, ибо человек по своей натуре склонен впадать в предрассудки, действовать по шаблонам, основанным на неразумном миропонимании. Этот урок он извлек уже вопреки, а не благодаря своим родителям, посещая молитвенные собрания секты пятидесятников и наблюдая, с ужасом и страхом, как они падают на пол, визжат и бьются в религиозном экстазе, якобы движимые некой силой, которую они называли «Святым Духом», а на самом деле просто доводя себя до истерического припадка. Нужно также контролировать свой страх, иначе можно легко сойти с ума. Он научился не бояться родителей, которые избивали и наказывали Леланда «ради его же собственной пользы», ибо были убеждены, что в мальчика вселился дьявол и нужно его изгнать. Одним из способов победить страх Леланд решил избрать намеренное причинение себе боли, надеясь таким образом развить в себе выносливость, привычку к ней и, соответственно, перестать бояться того, что может причинить боль. Леланд Фалькирк контролировал себя, свою жизнь, своих подчиненных, поручения, которые должен был исполнить, и так было всегда. И вот теперь он чувствовал, что теряет контроль над ситуацией, и впервые за сорок лет был на грани срыва. — Полничев, — сказал он. — Сейчас я положу трубку, но вы оставайтесь у телефона. Мой человек наладит специальную прямую селекторную связь между мной, вами, вашим директором, Ридденхауэром и нашим куратором в Белом доме. Мы должны выработать жесткую политику и наилучший способ ее осуществления. Я не допущу никакого слюнтяйства и мягкотелости, мы не выпустим ситуацию из рук, даже если для этого потребуется уничтожить зараженных людей, будь то славные девочки или святые отцы. И мы спасемся сами, клянусь вам!

* * *

Буро-зеленая машина следовала за автомобилем Фэй и Джинджер до самого поворота с федерального шоссе к мотелю. Джинджер была почти уверена, что она заедет и на парковочную площадку, но машина остановилась в сотне метров от «Спокойствия» и осталась там мерзнуть под снегопадом.

Фэй припарковала «Додж» напротив входа в контору. Вместе с Домиником и Эрни они перенесли в дом купленные в Элко лыжные костюмы, ботинки, перчатки, два полуавтоматических ружья, патроны, электрические фонарики, два компаса, газовую горелку с двумя баллонами и еще всякую полезную мелочь.

Эрни обнял Фэй, а Доминик — Джинджер, и оба одновременно воскликнули:

— Я очень волновался за тебя!

И Джинджер невольно ответила следом за Фэй:

— И я волновалась за тебя!

Эрни и Фэй поцеловались. Доминик приблизил свое мокрое от снега лицо к лицу Джинджер, и они тоже поцеловались. Это был долгий и страстный поцелуй, и он получился таким же естественным, как и у супругов Блок, и нисколько не удивил и не смутил Джинджер.

Когда вещи были перенесены, все десять членов семьи мотеля «Спокойствие» отправились в гриль-бар. Джек, Эрни, Доминик, Нед и Фэй взяли с собой оружие.

Подтаскивая к столу стулья, Джинджер заметила, что Брендан поглядывает на оружие с опаской и неудовольствием и вообще выглядит несколько обескураженным. От вчерашнего оптимизма и приподнятого настроения не осталось и следа, эйфория после телекинетических опытов испарилась.

— Мне больше ничего не снится, — с грустью посетовал он. — Ни золотистый свет, ни зовущий куда-то голос. Знаете, Джинджер, я все время говорил, что не верю, будто меня призвал сюда Господь Бог, но на самом деле именно на это я и надеялся. Отец Вайцежик был прав, когда говорил, что во мне не угасла вера. С некоторых пор я снова ощущаю настоятельную потребность в Боге. И вот теперь — ни снов, ни золотистого света, и мне кажется, что Бог отвернулся от меня.

— Вы не правы, Брендан, — возразила Джинджер, сжимая его руки в своих ладонях. — Если вы верите в Бога, Он никогда не отвергнет вас. Только вы можете забыть Бога, но никогда — наоборот. Верно? Он всегда прощает и любит нас. Разве не то же самое вы говорите своим прихожанам?

— Можно подумать, что вы закончили семинарию, — вяло улыбнулся Брендан.