Незнакомцы

— Я думала, тебе будет любопытно узнать, с кем теперь живет твой бывший муж.

— Теперь знаю.

— Что, если в один прекрасный день он заявится сюда и скажет: «Пеппер и я хотим, чтобы Марси поехала в Акапулько вместе с нами!», или в Диснейленд, или просто пожила вместе с ними некоторое время? — прошипела Мэри.

— Да пойми же ты наконец, мама, что он ничего не хочет от Марси, потому что она напоминает ему о его обязанностях! — едва сдерживаясь, сказала Жоржа.

— Но что, если...

— Мама, хватит, черт побери! — вырвалось у Жоржи.

И хотя Жоржа не повысила голос, эффект, произведенный на мать последним восклицанием, был поразительным: она обиделась и отвернулась, сделав вид, что ее интересует содержимое холодильника.

— Я смотрю, ты приготовила клецки?

— Да уж не в магазине купила, — дрожащим голосом сказала Жоржа, подумав, что это успокоит мать, но в следующий же момент сообразила, что ее слова могут быть расценены как шпилька отцу, и прикусила губу, чтобы не разреветься.

— Так у тебя еще и картошка? — по-прежнему глядя в холодильник, напряженным тоном отметила Мэри. — А это что? О, и капусту ты нашинковала для салата. Я думала, тебе потребуется помощь, а ты, оказывается, сама обо всем позаботилась.

Она закрыла дверцу холодильника и оглянулась по сторонам, ища себе какое-нибудь занятие. На глазах у нее блестели слезы.

Жоржа вскочила из-за кухонного столика и обняла мать. Мэри прижала ее к себе, и они замерли, обнявшись, поняв одна другую без слов.

— Я сама не пойму, почему я такая, — пробормотала виновато Мэри. — Вся в мать, она тоже так со мной себя вела. Я поклялась, что никогда не буду такой по отношению к тебе.

— Я люблю тебя такой, какая ты есть, — сказала Жоржа.

— Может быть, это потому, что ты у меня единственная. Будь у меня возможность завести еще парочку детей, я не была бы такой строгой с тобой.

— Да я и сама виновата, мама. Я стала такой вспыльчивой в последнее время.

— А как же тебе не стать такой? — крепче прижала ее к себе Мэри. — Эта гнида у тебя всю кровь высосала, тебе приходится одной содержать себя и дочь да еще ходить на занятия... Ты имеешь полно право стать вспыльчивой. Мы так гордимся тобой, Жоржа. Ты такая мужественная.

Из гостиной раздался истерический визг Марси.

«Что там еще стряслось?» — подумала Жоржа.

Вбегая в гостиную, она увидела, что ее папочка пытается убедить внучку поиграть с куклой.

— Вот гляди, — вертя куклу, говорил Пит. — Повернешь ее вот так — она плачет. А в этом положении она смеется.

— Я не хочу играть с немой куклой, — надулась Марси. — Давай лучше я сделаю тебе еще укол! — сказала она, размахивая почти взаправдашним пластиковым шприцем из набора «Маленький доктор».

— Но сладенькая моя, — упрашивал ее Пит, — ты ведь уже сделала мне двадцать уколов!

— Мне нужно практиковаться, — настаивала Марси. — Я никогда не смогу лечить себя сама, если не начну практиковаться уже теперь.

Пит выразительно посмотрел на Жоржу.

— Да что, скажите мне наконец, она нашла в этом наборе? — спросила Мэри.

— Хотела бы я знать, — вздохнула Жоржа.

Марси наморщила лобик и воткнула резиновый наконечник иглы в руку дедушки. Над бровями у нее выступил пот.

— Хотела бы я знать... — озабоченно повторила Жоржа.

* * *

Бостон, Массачусетс

Это было самое ужасное Рождество в жизни Джинджер Вайс.

Хотя ее отец и был евреем, он всегда отмечал вместе со всеми Рождество, потому что ему нравился дух гармонии и доброй воли, наполняющий этот праздник, и, когда отца не стало, Джинджер продолжала относиться к 25 декабря как к особому, радостному дню. И раньше Рождество никогда не угнетало ее.

Джордж и Рита сделали все, чтобы Джинджер тоже было хорошо в этот праздник, но она тем не менее не могла побороть в себе ощущение, что она на нем посторонняя. Трое сыновей Ханнаби привезли в «Страж Залива» на несколько дней свои семейства, и огромный особняк наполнился серебристыми детскими голосами и звонким смехом. Все усиленно старались вовлечь Джинджер в традиционные семейные обряды и развлечения.

Рано утром она вместе с другими взрослыми присутствовала при штурме оравой детей горы подарков и, как и другие взрослые, ползала с ними по полу, помогая собрать игрушки. На какое-то время ее тревога улеглась, и совершенно естественным образом она стала как бы членом семьи Ханнаби.

Тем не менее за завтраком — изысканным, с большим выбором разнообразных закусок, как бы намекающим на предстоящее вечером экстравагантное пиршество, — Джинджер вновь почувствовала себя не в своей тарелке. Великолепный вид на залив успокаивал ее, но не мог остановить начавшееся скольжение по витку спирали депрессии, и оставалось только надеяться: завтра непременно позвонит Пабло Джексон и скажет, что проштудировал материалы по проблеме блокировки памяти и готов вновь подвергнуть ее гипнозу.