Незнакомцы на Монтегю-стрит

Я сглотнула. Мне всегда было легче, когда призраки подходили ко мне первыми. В противном случае я игнорировала их, и они обычно уходили. Но это была комната Нолы, я же понятия не имела, кто этот дух или духи. Я просто не имела права сделать вид, будто их здесь нет.

– Эй, привет! – робко поздоровалась я. – Привет! – повторила я более решительно. Говоря это, я видела свое дыхание. Мои губы и даже зубы были холодны, как лед.

Услышав шелест бумаги, я обернулась и посмотрела туда, где лежал раскрытый футляр с гитарой Бонни, а на полу перед ним высилась стопка нот. Страницы подрагивали, как будто кто-то перелистывал их.

– Бонни?

Шуршание мгновенно прекратилось, зато включился радиоприемник на ночном столике, причем на полную громкость. Я узнала песню Джимми Гордона «Я только начинаю». Я быстро подошла к кровати и выключила радио. В наступившей тишине было слышно, как колотится мое сердце.

– Бонни? – позвала я снова, но в комнате уже становилось тепло, и я знала, что она ушла. Генерал Ли ухитрился спрыгнуть с моих рук на кровать, затем с кровати на пол и пулей вылетел за дверь.

Я обвела взглядом пестрый калейдоскоп красок, который никак не вязался с мебелью девятнадцатого века. Груз многих десятилетий как будто давил мне на плечи. Затем пространство комнаты заполнил тяжелый вздох. Я попятилась к двери, не уверенная в том, был ли он моим.

– Не бери в голову, – сказала я пустой комнате и закрыла за собой дверь.

Глава 8

Я приоткрыла глаза. Сквозь темные шторы пробивалась узкая полоска серого цвета. Я лежала неподвижно, силясь понять, почему я не у себя в спальне в моем доме на Трэдд-стрит. Но затем я вспомнила треснувший фундамент и очередную вынужденную эвакуацию и вновь смежила веки. Пока не поняла, что на подушке рядом со мной нет Генерала Ли и что меня разбудили чьи-то шаги за моей дверью.

Я резко села в кровати и напрягла слух – вдруг услышу что-нибудь необычное? Впрочем, какие еще сюрпризы можно ожидать под заголовком «Исторический дом Чарльстона»? Если ваш дом не трещал, не стонал и не скрипел, он просто был недостаточно стар. Я схватила со спинки кровати халат, сунула ноги в пушистые тапочки и вышла в темный коридор.

Дверь Нолы была открыта. Заглянув внутрь, я увидела, что комната пуста, но, к счастью, там было тихо, а окна закрыты. Даже гитара вела себя прилично и молча отдыхала в углу, как и положено гитаре. Подавив смутную тревогу, я направилась к лестнице. И отметила про себя, что дверь спальни моей матери закрыта, но, что странно, одновременно уловила запах отцовского одеколона. Стараясь не наступить на полы собственного халата, я стала спускаться по лестнице, не зная, что повергло бы меня в больший ужас – пропавший подросток или собственные родители в одной постели. Открывая дверь кухни, я все еще не была уверена.

Как и в остальной части дома, в кухне было темно, лишь в высокие окна пробивался свет от уличных фонарей. Его тонкие серые пальцы касались столовых приборов из нержавеющей стали и недавно отреставрированного камина, за которым на протяжении двух веков скрывалась потайная комната. Лишенная всех своих секретов кухня, как мне казалось, была свободна и от призраков.

Услышав легкий шорох, я окинула взглядом дальнюю стену.

– Вильгельм? – прошептала я имя моего защитника, гессенского солдата, которого, как мне казалось, я отправила на свет месяц назад. Я принюхалась, ожидая уловить безошибочный запах пороха, который обычно окружал его фигуру. Узнав совершенно другой запах, я застыла на месте. Сахар?

Не оборачиваясь, я нащупала стену и щелкнула выключателем. Кухня тотчас озарилась светом. Точечные светильники и центральные подвески высветили гранитную столешницу, полированные доски пола, Нолу и Генерала Ли. Последние двое сидели на полу перед дверью кладовой, а между ними стояла открытая пачка пончиков в сахарной пудре. У обоих было одинаковое виноватое выражение и одинаковые пятна сахарной пудры на лице и на мордочке.

Я была так рада увидеть обоих, что даже не удивилась. Опустившись рядом с ними на пол, я пошлепала себя по коленям, приглашая Генерала Ли. Виновато посмотрев на Нолу, пёс медленно подошел ко мне и позволил взять себя на руки. Стряхнув с его морды сахарную пудру, я посмотрела на Нолу и увидела на ее щеках слезы. Их ручейки прокладывали себе русло сквозь подсохшую корочку сахара на ее губах и подбородке.

В детстве я больше всего боялась попасться кому-нибудь на глаза, когда я плачу. Если бы я хотела, чтобы люди увидели мои слезы и спросили меня, что не так, я бы встала посреди улицы и кричала, как это несправедливо, что я не нужна собственной матери.

– Не волнуйся. Я никому не скажу, что ты ешь рафинированный сахар, – сказала я, почесывая Генерала Ли за ухом, и, словно на исповеди понизив голос, добавила: – Вообще-то у меня была веганская лазанья Чэда, которую Софи принесла специально для тебя, и она оказалась очень вкусной. Но если ты скажешь им, я буду это начисто отрицать до моего последнего вздоха.

Я обернулась и поставила Генерала Ли на пол.